Пойманное солнце
Шрифт:
Семьдесят пять процентов больших семей вынуждены довольствоваться одной комнатой; на двадцать восемь — тридцать девять человек — только один водопроводный кран; одним отхожим местом пользуются от двадцати одного до двадцати трех человек.
По официальной статистике, в Калькутте было около тридцати тысяч бездомных, которые все делали на мостовой: готовили пищу, ели, отправляли своп естественные потребности и спали. Когда видишь длинные ряды бездомных на вечерних улицах и в переулках, то начинаешь думать, что половина населения Калькутты живет на улице.
Портье
Ювелир магазина в отеле опустил жалюзи на витринах и исчез с озабоченным лицом, в то время как три побледневших служащих поспешили на помощь портье.
Мой знакомый предложил выйти из отеля. Он считал, что на улице интересней, против чего я не мог возражать. Впрочем, признаться, при виде взволнованных лиц и угрожающе поднятых кулаков мне стало как-то не по себе. Мы прошли мимо портье на улицу, повернули налево в узкий переулок между ювелирным магазином и протестующей толпой. К счастью, нас пропустили. Всю свою ненависть демонстранты обрушили на роскошное здание «Гранд-отеля», в котором как раз в это время вели переговоры директора одной из индийских монополистических компаний.
Неожиданно мы услышали завывание сирены. Кричащая толпа увлекла нас налево, на соседнюю улицу, ведущую к Новому рынку. Рубашки прилипли к телу. Мой знакомый понял, что мы попали в ловушку, и растерянно посмотрел на меня. Одну сторону улицы блокировала толпа, другую перегородили два грузовика с решетками из толстой проволоки — машины калькуттской полиции. Автомобили остановились примерно в двадцати метрах от нас. На полицейских были плоские шлемы, в руках они держали проволочные щиты. Два офицера в беретах подавали команды. Полицейские спрыгнули с машин и стали теснить толпу щитами и дубинками.
Напряженность ситуации обострила мое внимание, и я отчетливо различал сейчас все детали. Слева и справа от мостовой длинными рядами стояли легковые машины, над входом в кинотеатр висели два огромных ярких плаката, а небо казалось бледным и безучастным. На плакате слева крупными буквами было написано: «Али-Баба и 40 разбойников», на плакате справа — «Амарапалли» и имя исполнительницы главной роли — Виджаянтимала. Огромный портрет актрисы говорил о том, что она бенгалка по национальности, с нежным взглядом и мягко очерченной грудью.
Мы прижались к деревянному забору. Мой знакомый, журналист, заметил, что самое лучшее было бы проскользнуть в подворотню на другой стороне улицы. Он, однако, опоздал со своим советом. Полицейские оказались около нас, а демонстранты начали бросать камни. Мы слышали звон разбитых стекол и удары о металлические крыши автомобилей. Полицейские вклинились в толпу, избивая демонстрантов дубинками, и вскоре завладели положением. Демонстрация была не из тех серьезных стычек с выстрелами, убитыми и ранеными, о которых я ежедневно читал в газетах. Она стихийно возникла, после того как разнеслись слухи о собрании директоров в «Гранд-отеле».
Мы выждали, пока полицейские машины уехали, и возвратились на Чоурингхи. Автобусы, легковые автомобили, такси, мотороллеры, велосипедисты и грузовики нескончаемой вереницей скользили мимо нас. Тут же двигались повозки, запряженные быками, и рикши. Нам встретился бородатый, почти совсем голый святой, неизвестно почему шагавший посередине мостовой.
Из стен у входа в «Гранд-отель» оказалось выбито несколько камней. Ювелир поднял жалюзи на витринах и с большим вниманием стал рассматривать ожерелье из камней «тигриный глаз».
Мы подошли к дежурному за ключами. Навстречу нам шла изящная, очень красивая индианка в сопровождении метрдотеля ресторана, мистера Гхоша, окруженная свитой молодых мужчин и женщин. На лице ее застыла какая-то загадочная веселая улыбка, всегда восхищавшая меня в индийских женщинах, хотя и остававшаяся непонятной. Вероятно, она брала начало в далеком прошлом, когда любовь занимала такое же почетное место, как поэзия, изобразительное искусство и религия, и была воплощением совершенного искусства «Кама сутры».
Лицо женщины показалось мне знакомым, и я стал вспоминать, где уже видел ее однажды. И вдруг меня осенило… я вспомнил портрет на киноафише, вывешенной на улице недалеко от рынка.
Мистер Гхош протянул мне обе руки, свита остановилась. Я был представлен, как благоговейно заявил Гхош, «одной из лучших, если не самой лучшей киноактрисе Южной Индии, мадам Виджаянтимале».
Неожиданная встреча смутила меня. В киноактрисах, по моим представлениям, есть нечто такое, что поднимает их над всем привычным и превращает чуть ли не в божества. Ведь на афишах и на экране актрисы кажутся очень далекими от нас, простых смертных, которым лишь очень редко представляется случай познакомиться с ними лично.
Мадам Виджаянтимала приятно улыбнулась, женская половина свиты зашепталась и захихикала, а взгляды мужчин, смотревших на нас изучающе, стали суровыми. Волнение от только что закончившегося сражения камнями еще не улеглось, и я, растерявшись, не знал, что сказать. Мой спутник тоже молчал. Голоса свиты становились всё громче, все снова пришли в движение, а я, следуя интуиции, галантно поцеловал руку мадам Виджаянтималы, чем и снискал уважение мистера Гхоша.
Нам уже не хотелось идти в комнаты, и мы решили выпить по чашке чаю на. террасе внутреннего двора. Здания отеля с многочисленными окнами ограждали большую территорию, отделяя ее от внешнего мира.
Мне показалось, что стало еще жарче, чем в полдень. Яркие лучи солнца проникали даже сквозь ткань навеса, и я физически чувствовал их прикосновение. Кроме нас, на террасе никого не было. Мы тренировались в произношении имени киноактрисы. Рядом со мной возвышалась пальма, устремившаяся в прямоугольное небо. Голова питона, который обвил ее ствол, шевелила языком, косясь на меня, и мне все лучше удавалось произносить имя Виджаянтимала. Я пристально смотрел на змею. Это была единственная большая змея, которую я видел в Индии, Даже в джунглях мне ни разу не встречалась такая, хотя я усердно выслеживал ее, сидя на спине слона в Национальном парке имени Корбетта {32} .