Поймай падающую звезду
Шрифт:
Love те tender, love те long, take те to your heart. For it’s there that I belong, and we ’ll never part… И пока пел это, обещая, что мы с ним никогда не расстанемся, Элвис нежно, но без всякой задней мысли, проводил меня к столику, еще раз взмахнул полой своего плаща над моей головой, и устремился к очередной туристке средних лет, которую увел точно так же, как и меня, на минуту-другую, оторвав от разгоряченного улыбающегося мужа.
Всё, конец. Никто больше не смотрел на меня, головы за всеми столиками вокруг бассейна вновь повернулись к этому фальшивому Элвису — правда, мне ни разу не доводилось танцевать в объятиях настоящего Элвиса, но этот был, безусловно, самый элвистый Элвис, которого мне довелось почувствовать
Элвис уже танцевал с маленькой коренастой немкой, которая визжала где-то под микрофоном, пытаясь спеть с ним дуэтом, но ростом для этого не вышла, так что время от времени слышался только издаваемый ею писклявый звук, будто кто-то запускал новогодний фейерверк. Но Элвис все ее попытки перекрывал своим роскошным элвисским голосом, и, не позволяя сбить себя с толку, протащил немку дважды вокруг бассейна, и элегантно возвратил ее мужу.
Я боялась расплакаться. Вот так, ни с чего. Прямо здесь, в разгар своего сорок шестого дня рождения, на берегу моря, прямо на ужине, который начинался исключительно приятно. Что-то со мой не так, подумала, если хватает, чтобы этот фальшивый Элвис, прокрутив меня дважды вокруг бассейна, затуманил мне голову? Муж мой потягивал свой коктейль из широкого бокала со вставленным в него бумажным зонтиком, спокойно поприветствовав меня им, когда я вернулась за столик.
Напрасно я старалась поймать взгляд Элвиса.
Невозможно было с этим смириться: только что мы обнимались, здесь, у всех на виду, он шептал мне все эти свои слова, а минуту спустя даже перестал смотреть в мою сторону. Элвис просто не имел права быть таким же, как прочие мужики. Я чувствовала, что Элвис не смеет разочаровывать меня. Потому что если Элвис меня разочарует, то куда вообще скатится этот мир?
Еще разочек, пролетая мимо нашего столика, он бросил на меня взгляд и украдкой послал воздушный поцелуй. Я, вливая в себя седьмой мартини, ответила ему улыбкой.
2
Муж уже заснул. Я стояла на балконе нашего гостиничного номера и смотрела вниз, на бассейн. За столиками вокруг него не было ни души. Только какой-то парень в аккуратной желтой униформе не спеша собирал пепельницы, свертывал скатерти, закрывал оставшиеся солнечные зонтики…
Вода в бассейне была неподвижна. Только луна смотрелась в ней. И отражались огни окрестных отелей. Все вокруг стихло. Парки закрылись, туристы, возжелавшие продлить ночь, разошлись по клубам.
Хотя мне это казалось совершенно невозможным. Разве можно желать уйти куда-то после Элвиса? Разве что… К самому Элвису?
Я обернулась и посмотрела в комнату. Он крепко спал. И до самого утра разбудить его не могла никакая сила.
Тихо, совсем тихо я прошла в ванную и посмотрелась в зеркало. Да, мне сорок шесть, но я загорелая и влюбленная. А ведь известно, что именно по этим причинам женщины внезапно и необъяснимо хорошеют. Я прыснула на себя духами, особенно в те места, которые, я надеялась, придутся по душе Элвису, и вышла из комнаты с сандалиями в руках. Надела я их только в лифте…
Вежливый портье без возраста, которому не хватало до пенсии всего пару сезонов, сначала не хотел поверить собственным ушам, но, видимо, привыкнув на своем рабочем месте и не к такому, спрятал в карман символическую банкноту и все же сказал, в каком номере проживает Элвис. Он озабоченно смотрел, как я опять направлялась к лифту. Я услышала, как он сказал вроде бы про себя:
— Желаю счастья, мадам!
3
Он, наверное, стоял у самых дверей, когда я постучала, Элвис тут же возник передо мной. На нем уже не было плаща и сверкающего воротника, но все равно это был он. Вне всякого сомнения. Безупречно черные волосы, зализанные к затылку, две-три пряди, упавшие на лоб, баки, касающиеся мочек ушей, сверкание белоснежных зубов, выглянувших из-за приоткрытых губ, когда он увидел меня, идеально загорелое лицо, больше
Левой рукой он все еще держался за дверную ручку, а правая взлетела куда-то в воздух, приблизительно на высоту лица, и замерла там, слегка напоминая вопросительный знак. Как будто не он, а его рука спрашивала, кто это такая, откуда она меня знает и что ей от меня надо.
Так мы и стояли несколько секунд, и было похоже, что никто из нас ни слова не вымолвит первым. Я чувствовала, что во рту у меня внезапно все пересохло, дыхание остановилось. Я слышала биение собственного сердца. Оно колотилось сильно и равномерно. Оно мешало мне думать. Хотя, если бы оно и замолчало, вряд ли бы я смогла думать в этот момент о чем-то разумном. Я просто смотрела на него, и казалось, что это будет продолжаться вечность. Потому что за пару этих секунд я сумела рассмотреть все, что только можно было увидеть. За спиной Элвиса просматривалась часть комнаты, большая кровать со смятыми простынями, где-то там стояло большое кресло с пошлыми подлокотниками в виде львиных голов, на которое был сброшен его шуршащий пиджак. Я углядела и туалетный столик рядом с кроватью, и меня развеселило огромное количество флакончиков и коробочек на нем, как будто здесь проживала напудренная молодящаяся старушка, а не мужчина. Я увидела и два чемодана у дверей, один огромный, зеленый, другой поменьше, на крышке которого была наклейка в виде серебряной гитары. Все это я обозрела за пару секунд. Заметила даже, что полы рубашки Элвиса торчали из-за пояса брюк, а на ногах у него были обычные клетчатые тапочки, точно такие же, в каких ходил по дому мой муж. Эти тапочки показались мне невероятно странными на его ногах.
Стало ясно, что Элвис заговорит не скоро. Рука его все еще была вопросительно согнута, выражение лица оставалось прежним, только одна бровь приподнялась и слегка шевельнулась шея, позволив голове чуть опуститься. И все. И он ждал вопроса. Пришлось заговорить мне, иного выхода не было.
Тихо, настолько тихо, что сама себя едва расслышала, я спросила:
— Вы позволите войти?
Долю секунды Элвис вроде бы размышлял, но потом легко, как большой кот, отошел в сторону и дал мне пройти. И продолжал молчать. Рукой указал мне на кресло, в которое был брошен его пиджак. Похоже, он и не собирался убирать его. Я прошла мимо Элвиса, временами ощущая на себе его взгляд. Взяла пиджак, аккуратно переложила его на кровать, после чего уселась в кресло.
Элвис стоял передо мной. Я подумала, что с ним частенько такое случается. Женщины стучат в его дверь после полуночи. Он или слишком удивился, или его это ничуть не удивило. Середины тут не было. Сначала я хотела спросить его именно об этом, но особого смысла в таком вопросе не было.
И только тогда я увидела за дверью мини-бар. Элвис направился к нему и, остановившись за стойкой, наконец заговорил:
— Если не ошибаюсь, ты пила мартини?
Сердце у меня прямо подпрыгнуло. Он не только вспомнил меня, он знал, что я пила этим вечером!
— Да, — ответила я, — спасибо, с удовольствием выпью еще один мартини.
Элвис как-то сразу успокоился. Если он и выглядел удивленным несколько первых минут, то теперь стало ясно, что к нему полностью вернулось самообладание. В одной руке у него был стакан виски для себя, в другой — мой мартини. Протягивая мне бокал, он сказал:
— И со мной случается бессонница после мартини.
И тут я просто рявкнула на него:
— Нет! Не из-за мартини моя бессонница! Ты…
И больше я не смогла произнести ни слова. Огромный гадкий комок застрял у меня в горле. Тот самый комок, который возник там, когда я закончила свой танец с Элвисом вокруг бассейна. Ужасно унизительное чувство, когда ты понимаешь, что сейчас разрыдаешься перед совершенно незнакомым мужчиной, и знаешь, что он это знает, и знаешь, что твой кончик носа внезапно покраснел, совсем как у малого дитяти, и что слезы стали накапливаться в уголках глаз.