Поющая в башне
Шрифт:
Когда Самсонов вернулся, она успела справиться с волнением и приняла веселый, беззаботный вид. Они готовили шоколадный чизкейк, пекли китайские печенья с предсказаниями, готовили лаймовый маринад для стейков.
– Я покажу тебе, как надо жарить.
Куча забавных мыслей на эту тему вертелось у нее в голове, но она прикусила язык, чтобы не сбивать его. Он явно не слышал себя со стороны, когда углублялся в готовку. Она даже подумывала, не записать ли на телефон все его двусмысленные кулинарные выражения, но он
Вечером они вместе прогулялись с Хендриксом, любуясь искристым скрипучим снегом в персиковых лучах фонарей, длинными фиолетовыми тенями деревьев и украшениями на чужих окнах. И пришли к обоюдному согласию, что Варин рождественский город на стекле - самый красивый. Дворы опустели, все уже сидели с семьями за новогодним столом, смотрели «Иронию судьбы» и ждали обращения президента. Перед самым боем курантов город затихал, чтобы с последним ударом опрокинуть шампанское и высыпать на улицы с фейерверками.
Они застали именно это благостное затишье, теплый воздух их дыхания клубился и смешивался. Саша притянул ее к себе и поцеловал. Она потеряла счет времени, наслаждаясь его мягкими прикосновениями и невесомыми снежинками, которые опускались на ее лицо и таяли, оставляя крошечные прохладные капли.
Потом они вернулись в квартиру. Он был таким трогательным в запотевших с мороза очках и с красными щеками, что ей захотелось навсегда запомнить это мгновение. Накрыв стол со свечами и вином, они приступили к роскошному ужину, фоном включив телевизор, чтобы не пропустить главный момент вечера. Взахлеб болтали о музыке, Варя расспрашивала о молодых группах, которым он расставлял оценки.
– Почему ты не дал высший балл «Игуане»? У них отличные песни.
– В них что-то цепляет. Но они не выкладываются на полную. Слабый вокал, нет нужной глубины. И слишком уж все ровно. Ты заметила? Куплет-припев-куплет-припев. Никакой кульминации, никакого накала. Либо они возьмутся за ум и вырвут первые строчки в чартах, либо так и останутся в низах. Так или иначе, в марте начнутся прослушивания на наш летний фестиваль. Я бы их пропустил.
– А что, ты сам принимаешь участие в отборе? Там же, наверное, тысячи команд!
– Сотни, да. Но это моя работа. Если я хочу «Легенде» лучшего, я должен сам об этом позаботиться. Тише- тише, уже начинается.
Они выслушали традиционное обращение и дождались заветного боя.
– Я бы хотел весь год провести вот так, с тобой, - сказал он.
Варя улыбнулась.
– Может, потанцуем?
– спросила она.
– Пытаешься сменить тему?
– Ну, как хочешь.
– Нет-нет, я сейчас.
Он включил Дина Мартина - в это время года его песни отлично поднимали настроение. Для медленного танца лучше всего подошла «White Christmas». Он подошел к ней, галантно протянул руку, и они прижались друг к другу, мерно двигаясь под чарующую музыку.
От приятного голоса, чудного звона колокольчиков и теплых Сашиных рук, у Вари побежали мурашки. Она положила голову ему на плечо и опустила все страхи, целиком отдаваясь очарованию вечера.
Они танцевали не спеша, потом он прикоснулся к ней губами. Она с жаром ответила на поцелуй, потянулась к пуговицам на его рубашке.
– Ты уверена?
– прошептал он.
– Да.
Он повел ее в спальню и закрыл за собой дверь.
– Выключи свет, - попросила она.
– Пожалуйста, дай на тебя посмотреть. Я так давно об этом думал, представлял...
– Хорошо.
Она зажгла прикроватный ночник - компромисс между ее комплексами и его желанием. Не отрывая друг от друга глаз, они начали раздеваться. Он покончил с рубашкой, она медленно сняла через голову платье, оставшись в белье.
– Позволь мне, - он взял ее за руку и подвел к зеркальной дверце шкафа.
Стоя у нее за спиной, он медленно обвел ладонью контуры ее тела. Бюстгальтер полетел на пол.
– Ты прекрасна. Я смотрю на тебя, хочу взять кисть и рисовать, пусть и не умею. Скажи, с тебя писал своих купальщиц Ренуар?
– Спасибо, что не Рубенс.
– Глупышка...
Она словно впервые смотрела на себя со стороны. Его руки были темнее, рядом с ним она казалась самой себе мраморной античной статуей. Всю жизнь, имея перед глазами миниатюрную тоненькую мать, она чувствовала себя нескладной и громоздкой. Теперь же видела, как изящна ее талия, как хрупка под сильными мужскими пальцами, как приятны линия бедер и розовые коленки, и какой пикантности добавляют две маленькие родинки: на груди и около пупка.
Он то ли ласкал женщину, то ли восхищенно и с благоговением касался предмета искусства. Никогда еще она не чувствовала себя столь женственной и красивой. Она повернулась к нему и вернула благодарность поцелуем.
Оторвавшись, что судорожно глотнуть воздуха, он лязгнул пряжкой ремня, и джинсы сползли вниз. Торопливо выпутался из штанин и прижался, наконец, к ней всем телом.
Его разгоряченная кожа жгла ей грудь, дыхание сбивалось, плавилось нутро. Она вцепилась в его спину, чувствуя, как перекатываются под кожей бугорки мышц, пока он ласкает ее.
Они опустились на прохладный сатин простыней. Она подрагивала от каждого прикосновения, балансировала на кромке, рискуя от одного движения потерять разум.
За окном с треском взрывались фейерверки, но она слышала только, как он снова и снова шепчет ее имя.
Он освободил ее той ночью. Скорлупа треснула, и обновленная, раскрепощенная, она вышла наружу. Это был отличный подарок. И новогодний, и прощальный. А рано утром, когда он еще спал, утомленный и разморенный, Варя взяла дорожную сумку и покинула его дом.