Поющая все песни
Шрифт:
Калвин не видела небо, всюду был туман. Даже вершина мачты с ярким флагом пропала в белизне. Калвин дрожала. Ледяные пальцы тумана проникали в ее рукава и за воротник. Корабль двигался, но намного медленнее, чем раньше, неуверенно покачивался на воде. Солнце пропало, оставив яркость на полотне тумана вокруг них.
Калвин сказала:
— Как нам узнать, куда плыть.
— В этом опасность тумана, — сказал мрачно Занни. — Мы теперь слепы, пока он не уйдет.
Они двигались все медленнее в зловещей белизне, холод и влага покрыли их кожу и всю поверхность корабля. Дэрроу перестал ускорять корабль песней, они не знали,
Остаток дня они плыли в тумане. Они по очереди уходили спать, чтобы, когда туман уйдет, плыть изо всех сил. Они не знали, село ли солнце, но белизна вокруг постепенно темнела, пока светом не осталось только сияние их ламп, со всех сторон была тьма. Ни звезды, ни свет луны не пробивали густой туман. Он был как черная ночь, но тяжело давил, ведь дружелюбных звезд не было на небе. Калвин казалось, что кто-то бросил ей на голову толстое одеяло и держал, она склонилась и глубоко дышала холодным воздухом, пытаясь прогнать панику. Если она закрывала глаза, было не так плохо. Чтобы взбодрить себя, она пыталась петь песни очага из дома, но вместо теплого хора сестер слышала только свой одинокий и дрожащий голос, тонкую нить звука, пропавшую в тумане. Она храбро пела до конца, но, закончив, ощущала себя меньше и беспомощнее, чем раньше.
Туман стал рассеиваться ночью. Поднялся ветерок, туман стал тоньше, двигался, и появилась одна, а потом другая луна, сияли сквозь дымку тумана. Это время они звали в Антарисе Тремя улыбками Богини, все три луны были полумесяцами, и Калвин нравилось это название. Тонно позвал Дэрроу на палубу, и три моряка смотрели на звезды, пытаясь понять, куда плывут, и далеко ли ушли с курса.
Ветер оставался легким, и Дэрроу весь день пробыл у паруса, подгонял корабль, не спускался, даже когда Тонно грозился бросить его в каюту. Он улыбнулся, но не дрогнул.
— Мы ведь не спешим? — спросила Калвин. — Какая разница, прибудем мы в Митатес через восемь дней или девять?
Дэрроу не переставал петь, чтобы ответить, он лишь нахмурился.
Калвин медленно сказала:
— Думаешь, Самис отправится в Митатес? Он пробудет там какое-то время, если решит выучить чары огня. Но, Дэрроу, уверена, он еще в Антарисе, заставляет Тамен научить его всем нашим чарам, — эта мысль тревожила, но лучше это, чем представлять, как Самис догоняет их.
Дэрроу сказал:
— Да. Уверен, ты права, — он кивнул ей, но не оставил место у паруса.
Она лежала без сна на кровати, склонялась к ветру, ощущала, как нос «Перокрыла» опускался и поднимался в ритме, что уже стал знакомым, как ее дыхание. Калвин пыталась придумать, как ей быть полезной. Она ощущала себя просто пассажиром, она не могла помочь толком с парусами, лишь слушалась громких приказов подержать канат или ослабить узел. Она не могла ускорить корабль чарами. Она старалась готовить и убирать, но даже в Антарисе не была хороша в этом. Она невольно замечала, что Занни и Тонно считали, что сделают это куда лучше сами. Дэрроу явно жалел, что взял ее из Антариса, он едва говорил с ней. Хоть она говорила себе, что он устал, ей все равно было обидно.
На десятый день Занни крикнул:
— Земля!
Калвин побежала к борту и прикрыла глаза рукой, ослепленная садящимся солнцем. Она смогла все же различить темную полоску на северо-западе.
— Локоть, — сказал Тонно.
— Локоть — первый знак, что мы близко к порту Митатес, — сказал Дэрроу. — Он возле бухты. Нужно плыть вдоль него к гавани.
— Можем добраться до утра, — сказал Занни. — Если повезет и будет ветер.
Темная полоска медленно росла, перед закатом они уже смогли рассмотреть трепещущие огни дозорных вышек на скалах. Калвин, желая помочь, поспешила зажечь их лампы в сумерках.
— Никакого света! — прорычал Тонно.
— На башнях лучники, — сказал Занни. — Они любят стрелять горящими стрелами в странные корабли.
— Вы же говорили, что Митатес продает оружие всем, кто хочет? Пылающие стрелы — странное приветствие!
— Башни не связаны с ними, — сказал Дэрроу. — Они принадлежат бандитам, которые пытаются стрясти деньги с кораблей. Если будем осторожны, они нас не заметят.
Они были все ближе, тихо плыли во тьме, и казалось, что утес близится к кораблю, а не наоборот, он придвигался и закрывал собой звездное небо. Огни башен пропали, черные скалы возвышались над кораблем. Вода тут была глубокой и неподвижной, они плыли медленно. Тонно осторожно вел корабль. Было важно добраться до безопасности порта Митатес до рассвета, и Дэрроу утомленно напевал чары, хоть его было едва слышно. Даже когда Калвин пошла в каюту, она шла на носочках, словно лучники на вышках услышали бы шаги или шепот «спокойной ночи».
Калвин проснулась рано от солнца в окошках и незнакомого ощущения. Она замерла на миг, пытаясь понять, что такое, а потом поняла: «Перокрыл» перестал двигаться. Они опустили якорь. Она впервые за дни не ощущала покачивание корабля. Она спешно оделась и выбежала на палубу, моргая от света солнца.
«Перокрыл» стоял у черных скал, рядом с которыми они плыли всю ночь. Городок у порта Митатес сгрудился у реки Амит, где она впадала в море; дома и таверны были из того же темного камня, что и скалы, словно их вырезали в камне. Дым поднимался над темными крышами и доносился до причала, где в тени скал собрались корабли.
Тонно склонился и набивал трубку, Дэрроу и Занни опускали лодку. Занни поднял голову.
— Мы собирались разбудить тебя, — виновато сказал он, — перед тем, как уйдем.
— Вы собрались уйти без меня! — завопила Калвин.
— Кто-то должен остаться с кораблем, — прорычал Тонно, добавляя табака из мешочка. — Это место полно воров.
— Ты тут будешь в безопасности, — сказал Дэрроу. — Митатес — опасное место.
Калвин не знала, кричать от возмущения или разъяренно топать ногой.
— Я могу помочь, и ты знаешь! Ты не можешь оставить меня как… кусок старого каната!
— Кусок старого каната был бы полезен, — пробормотал Тонно.
— Кусок старого каната не запоет в ненужный момент, — сказал Дэрроу, но глаза окружили морщинки улыбки.
— Я обещаю не петь чары.
— Не выйдет, — твердо сказал Дэрроу. — Ты не можешь пойти с нами, это нас выдаст. В колледжах нет женщин-студенток, — глаза Калвин расширились от возмущения. — Это как то, что мужчин не учат звать лед в Антарисе. Твой народ не лучше них.