Поющая все песни

Констебль Кейт

Она встала и протянула Горн Дэрроу. Он стоял спиной к свету, она не видела его лица, но услышала тихий выдох, его пальцы сжали рожок. Калвин не хотела отпускать. С появления Дэрроу ей было не по себе, и это ощущение стало сильнее. Что-то было не так. Крепко сжимая Горн, она ощущала покалывание. Рядом были чары.

Дэрроу тоже это ощущал? Она искала его глаза, пока они стояли и сжимали теплый Горн в свете золотого огня. Дэрроу протянул другую руку и нежно погладил ее волосы. Ее охватил трепет.

— Калвин, дитя Тарис, —

прошептал Дэрроу. — Мы можем быть вместе, и весь мир будет нашим, горы и океаны, острова и пустыни, леса и долины.

Он ритмично гладил ее волосы. Ее глаза закрылись. Она не могла двигаться, слабела от ласки. Его слова были как мед, густой и сладкий, пьянящий. Она хотела побывать в мире, с Дэрроу… Его ладонь нежно двигалась по ее волосам.

— Тремарису нужен лидер, — голос Дэрроу гудел музыкой, как пчелы. — С помощью Горна, с твоей помощью я стану Поющим все песни. И ты, маленькая Калвин, будешь моей императрицей. Весь народ Тремариса склонится пред тобой. Они будут слушаться тебя во всем, не будут спорить…

Ее будут принимать всерьез! Десяток голосов зазвучал в голове Калвин: кусок старого каната полезнее — постарайся молчать в другой раз — думай, а потом говори, дитя, и не будешь казаться глупой — мы отчаялись в тебе, Калвин… Как приятно было бы показать, что они неправы.

— Простите! — голос Траута отвлек ее. — Нельзя просто забрать рожок. Я его нашел. Я не говорю, что вы не можете его забрать, но было бы честно продать его, да? Я скажу… — Дэрроу нетерпеливо зарычал, и Траут резко затих, словно ему заткнули тряпкой рот.

Калвин моргнула. Она уснула, ведь только теперь поняла, что Дэрроу сказал ей. Императрица? Люди склонятся? Она сжала Горн. Дэрроу в тот же миг сильнее сжал его, и она увидела кроваво-красный блеск рубина, свет не хотел скрываться, камень был на кольце.

— Дэрроу? — прошептала она, а потом. — Самис?

Он сжал ее запястье до боли. Она узнала чары, что были как густая пыль в воздухе. Потому ее руки покалывало, а голова болела. Она в ужасе дернула Горн, вырывалась из хватки на запястье, но не могла освободиться. Крик подступал к горлу.

— Дай увидеть лицо! Покажи свое лицо!

— Мое лицо? — это был голос Дэрроу, сухой, удивленный и знакомый. Мужчина легко развернул ее за руку, и свеча озарила его лицо. И на нее смотрел Дэрроу, отчасти улыбаясь. Он притянул ее ближе, так близко, что его дыхание обжигало ее ухо, он прошептал. — И теперь сомневаешься, кроха?

Она замотала головой, словно пыталась проснуться от кошмара. Голос кричал, как в далеком воспоминании.

— Я не верю! — так Дэрроу с ней не говорил, он не так себя вел. Дэрроу не так выглядел.

Она прошептала:

— Шрам. Где твой шрам? — она отпустила Горн и коснулась пальцем края его брови, где проходил его серебряный шрам.

Лицо Дэрроу исказилось от гнева, словно по отражению пошла рябь, его лицо растаяло перед ее глазами. Лица не было, перед ней не стояла фигура, там была зияющая тьма, что двигалась. Но тьма удерживала ее, она опустила взгляд и увидела полоску тьмы на ее руке, словно ее съедали. Это было ужаснее всего, что она видела.

Она отпрянула, но хватка колдуна была слишком сильной. Голос донесся из безликой тьмы:

— Иди со мной, маленькая жрица. В Антарисе тебя звали целителем и хранителем ульев. Помоги мне исцелить Тремарис. Помоги принести порядок.

— Никогда! Я не буду тебе помогать!

— Зачем ты борешься, кроха? Мы одинаковы с твоим Дэрроу, жаждем одного. Только один из нас преуспеет, есть лишь один Поющий все песни, и я сильнее него.

— Врешь! — выпалила Калвин. — Дэрроу не хочет быть Поющим все песни, он не хочет быть императором…

Тьма собралась, словно поверхность воды стала спокойной, и на нее снова смотрел Дэрроу, с вопросом, и его голос заговорил с ней:

— Кроха! Это я придумал собрать Девять сил. Только когда я понял, что Самис куда сильнее меня, я обратился против него. Не ошибись, за мягкими словами те же амбиции, что всегда были.

— Это не так! — завопила Калвин, в отчаянии она запела чары, песню льда, чтобы он обвил ладонь, что держала ее, проморозил его до костей. Он должен был тут же отпустить ее.

Боль и удивление мелькнули на лице, что было и не было Дэрроу.

— Кроха, Калвин, сердце мое, ты же не хочешь мне навредить? — он не ощущал ее чары сильнее, чем покалывание, его хватка не ослабевала. Калвин пела, но голос был пронзительным от страха, магия сбивалась. Она дико отбивалась, размахивала свободной рукой, билась, как дикий кот. Она услышала рычание чар, ощутила, как одежда придавливает ее, как свинец, к земле. Она закричала:

— Траут! Помоги мне!

Несколько вещей произошли очень быстро. Траут схватил клубок проволоки и бросил в голову Самиса. Колдун поднял сразу ладонь, чтобы отбить его, прорычал ноту чар. Клубок замер в воздухе и упал на пол, но он ослабил хватку на запястье Калвин, был отвлечен. Всего миг, но этого ей хватило. Она бросилась на Горн, схватила его руками и вырвала из хватки колдуна, а потом нырнула в открытую дверь, прижимая рожок к груди. Траут последовал за ней и закрыл дверь за ними.

Быстро, едва дыша, Калвин запела чары, чтобы закрыть дверь стеной льда, этой песней они в Антарисе поднимали Стену. Ее голос дрожал, чары не продержатся. Она была слишком слабой и медленной.

А потом она ощутила, как все исправилось. Ноты стали плавными, соединились, как надо, и чары стали сильными. Корка льда не задержит его надолго, но даст им немного времени.

Она схватила Траута за плечи.

— Нужно убираться отсюда!

— Комендантский час. Не слышишь колокола? — они громко звонили с башни над их головами. — Нельзя идти. Стражи…