Поют камни
Шрифт:
Приветливо встретили кузнецы гостя, накормили, угостили его хозяйки чем могли, а потом и расспросили, кто он, куда путь его.
— В царственной Бухаре люди меня путником земли называют, в других краях — аксакалом-певцом, в ваших же горах и перед вами просто человек, чье сердце отобрать хан задумал. Вырезать его. Запрет он наложить на мои песни приказал.
И дальше отвечал пришелец:
— Не только одежа моя проста, просты и мои песни. Я славлю хозяев дома и прошу Аллаха отвести шайтана — его тень от крыши этого дома. И да не падет гнев всемогущего на вас за то, что не о милости его будет мой разговор.
—
— Велика и бескрайня земля, а еще шире и больше власть Тура-хана, — начал аксакал свой рассказ.
И чем дальше он говорил, тем суровей и строже становился взгляд у всех. Давно уж погасла заря за горами, давно остыл ужин на столе, а гость все говорил и говорил о людском горе и о богатствах хана. Когда же месяц разорвал тьму ночи, достал гость из халата курай, спрятанный им. И заиграл для хозяев песни, то нежную, как девичья любовь, то печальную, тоскливую, как материнская слеза о потерянном сыне, то гневную, полную ненависти к хану.
До рассвета просидел гость у кузнецов, а когда ушел, всем стыдно стало за то, что они оружие для войска Тура-хана ковали.
— Этими же мечами, саблями и кинжалами они нам голову отсекут, — сказал Вавила и тут же поклялся не ковать оружие для Тура-хана.
Когда же вновь наступила ночь, сели все трое кузнецов на коней и повезли оружие туда, куда сказал Фархутдин, а не в крепость.
С того дня Арал больше не сходил со своего коня белого. От кочевья до кочевья, от улуса до улуса был его путь.
Давно наушники Тура-хана доносили ему о великане немом Арале и о вероломстве кузнецов с перевала. Перестали они ковать оружие для хана.
Давно он знал, что неспокойно в улусах и аулах, малых и больших становищах. И вот решил Тура-хан расправиться со всеми. Куда и страх пропал.
В один из дней, когда стояла полуденная жара, открылись ворота крепости и дворца. На лесные дорога и тропы полились черной рекой войска Тура-хана. Сам он тоже на вороном коне, в одежде богатой, из черного шелка, надетой поверх кольчуги дорогой, в шапке с алмазом, выехал впереди войска и поскакал на дальний перевал, откуда начинались земли тех, кто не хотел повиноваться хану.
Туда, где в небе горела самая яркая звезда над головой, где была самая середина Камня-гор — земля, хранившая несметные богатства и редкие клады многих и многих племен, поскакал Тура-хан.
Не радовали его ни жирные спины подвластных баев, лежащих перед ним на земле, в знак повиновения перед властью. Ни черногривые скакуны отменной красоты, подаренные ему в пути тарханами в улусах, ни самые редкие самоцветы. Ничто не веселило Тура-хана. Его лицо темнело.
Потемнело и небо. Тяжелые тучи закрыли солнце. Страшная темнота черным одеянием затянула леса и горы.
Говорят, что большой лед на воде начинается с малых льдин. И верно. Не враз застывает река.
Не сразу поднялись кочевья против хана. Постепенно разгорались огоньки ненависти, сливаясь в один большой пожар, пострашней лесного. Трудно такой пожар остановить. Быстро его разносит ветер.
Потому и не знал Тура-хан, что большой пожар морем разливался передним.
А еще говорят, что кедр никогда не гнется, только в бурю сломиться может. Но не сломились люди из кочевьев и улусов перед ханом, значит, крепче кедров они были.
Не знал Тура-хан и о том, что Арал не дремал. Далеко в лесах только и ждали люди его знака, чтобы подняться на Тура-хана. Из степей Фархутдин донес с гонцами, что и там готовы люди. И вот началось.
В ту ночь уже с вечера было душно. По всему клонило — быть грозе. Тяжелые, черные тучи придавили горы. Ударил первый гром, за ним другой. Далеким эхом ответили хребты.
Лазутчики Арала, Вавилы и Ермилы донесли, что Тура-хан идет на перевал.
Ермила и Вавила пошли в далекий обход крепости Тура-хана, а конники Арала в лесу спрятались. Соскочил с коня Арал и быстро пошел на самый высокий шихан. Поглядеть перед боем еще раз на родные горы и на грозу. На молнии, как огненные змеи, на черное одеяло туч. И вдруг он увидал, как во время всполохов молний, освещающих землю, черная река Тура-хановых конников по хребту ползла. Сдавил его сердце гнев на врага, который хотел отнять у него и у всех людей эти горы, небо… Арал вздохнул и, как десять зим назад, когда погибли его отец и мать, от злобы на Тура-хана в его груди что-то заклокотало, точно вспенилась вся в ней кровь. Он собрал в себе силы и прокричал на весь Камень-горы:
— Есть ли в горах жив-человек? Откликнитесь, батыри!
Могучим эхом ответили ему горы.
Услыхали его люди.
— Кычкара Арал, заговорил Арал! — радовались люди, покидая становища и кочевья.
Большой рекой, а не ручейками пошли люди на зов Арала, и хоть было нелегко воевать пиками и дрекольями, а то просто батогами, люди не отступились, а все шли и шли в войска Арала.
Осатанел Тура-хан при виде Араловых войск. Забыл и про свою трусость, видать, и в нем вскипела кровь. Приказал он своим конникам отступать в крепость. Ведь легче из-за каменных стен встречать врага. Араловы же джигиты и народ окружили крепость. Тура-хан приказал на них лить горячую смолу, бросать камни с самой высокой башни.
Три дня и три ночи не утихал бой. Такая сечь была, что Тура-хан ночью тайно покинул крепость и скрылся в степи, как в море.
Но опять лазутчики Арала донесли ему об этом, и он начал преследовать Тура-хана. На четвертый день джигиты Арала вместе с ним догнали конников Тура-хана. И снова такая сечь была, что у Тура-хана осталось всего три воина, а Арал и тех потерял. Но не отступился Арал, хоть рана и не одна все больше раскрывалась на его теле и бока у коня закровянились. Он коршуном кинулся на всех четверых. Воинов троих поддел на пику и поочередно через плечо перекидал. Потом за Тура-хана принялся. Тот к озеру пустился. Думал хан, что раненому Аралу его не догнать в воде. Но ошибся Тура-хан. Арал последовал и в озеро за ним.
Не выплыли они оба. А сколько-то время спустя рыбаки на берегу увидали, как вдруг из воды огромный белоснежный лебедь поднялся. Полетел он на север к Камню-горам. Долго-долго слышали рыбаки радостный крик лебедя над водой…
И опять сколько-то время спустя видели люди в горах и над озерами двух дивных лебедей. Может быть, это был Арал с подругой, которую нашел в полете? Кто знает? Так в сказках говорится.
Вавила и Ермила домой тоже не воротились, в бою под Тура-хановой крепостью погибли. Прикрыли своей грудью многих джигитов Арала.