Позади Москва
Шрифт:
– Да, почти.
Все трое замолчали и начали переглядываться, словно в детской игре.
– Поесть я взял, – сказал Роман после молчания. Нарушил, так сказать, очарование.
Хлеб капитан-лейтенант принял у него молча и так же молча сунул за пазуху. Есть хотелось, но терпимо, а делить здесь, второпях и на морозе – глупо. Вода у них была: две полные пластиковые бутылки, включая квадратную, которую он тащил от самого Калининграда. Пешком бы не стал тащить, конечно, а так…
– Про бензин спросил чего-нибудь?
– У парня бесполезно спрашивать. Дом бедный, у него и мопеда-то наверняка нет.
– Но не спросил.
– Нет, не спросил.
– Зря.
– Бесполезно, – вдруг произнес второй курсант, Иванов с факультета ракетного вооружения. – Даже если у них есть бензоколонка в поселке, что сомнительно… Чем мы бензин купим, пистолетами?
Капитан-лейтенант посмотрел на него мрачно. Да, про три пистолеро, это была уже неновая их шутка «между собой». Один раз им совершенно добровольно подлил литров пять хренового бензина довольно бодрый дедок на «козлике», встретившийся им посередине проселочной дороги между Загорском и Щеглами, но это было вчера. Сегодня бак снова начал помигивать сигнальной лампочкой. В норме это означало около 60 километров, но так, как они двигались, выходило в три раза меньше. До цели не добраться. Да и цель-то…
– Можем попытаться слить у кого-то.
– Тогда нужен шланг.
– У нормального автолюбителя шланг всегда найдется. Главное – правильно попросить.
Вот теперь это был почти нормальный диалог. Конструктивный. После встречи с курсантом Сивым они двигались к своей новой цели гораздо быстрее, чем пешком и бегом. Но двигались дикими зигзагами, половину времени на второй передаче, вторую половину – затаиваясь с невыключенным мотором. Вот и результат.
– Мы не сумеем правильно. А выбора нет – что да, то да.
– От этого что-то меняется?
– Вовсе нет.
Действительно, с чего бы? После того как они не пробились к Полесску и ушли кривым и косым маршрутом на юг и восток, их новой целью был лесной участок на стыке трех государственных границ. Существовала вероятность, что при очень большом везении в нем можно было продержаться еще несколько дней. Но здесь, посреди дорожной сети, она становилась все более иллюзорной с каждым днем. Линия фронта, если она еще была, отдалялась все дальше и дальше на восток, и в любом случае между Калининградской областью и Россией лежали две чужие страны. Более оптимистичным вариантом выглядела бы попытка добраться до Беларуси, но это если забыть, что даже от собственно границы до Беларуси было еще 40 километров по Польше или Литве на выбор. Пешком не пройдешь точно, на машине не проедешь, даже если найти бензин. На лыжах и велосипедах тоже, тут можно даже не смеяться. Значит, что? Значит, не нужно даже тратить время.
– О чем думаете, курсант Сивый? – спросил капитан-лейтенант, заметив, что непростой курсант выключился из диалога. Ответ был довольно неожиданным.
– Об отце.
На такие слова невозможно было отреагировать правильно, что ни скажи. Поэтому офицер не сказал ничего, даже банального «все будет хорошо». Потому что ничего такие слова не стоят. И потому что откуда им знать, будет ли хоть сколько-то хорошо или уже никогда не будет. Пушкинские Горы, один из названных курсантом городков, названия которых звучали по польскому телеканалу, был настолько русским городом, что больше невозможно. Не умещалось в голове, что теперь там чужаки.
Хорошо, что парень был с ними. Как ни странно, после встречи с ним двое суток назад капитан-лейтенант почувствовал себя намного увереннее. И дело было даже не в машине, не в лишнем пистолете с патронами: много ли от них толку? Но чувство было знакомым: такое вызывает надежный старший брат, старший товарищ. А парень был, понятное дело, младше его, причем довольно намного. Оказалось, что они помнили один другого еще с их института, но тогда Роман Сивый был для капитан-лейтенанта Дмитриева всего лишь одним из многих десятков лиц. Нормальным неглупым курсантом, с быстрой соображалкой, но без уклонения в «ботанику». Впрочем, в наши дни в военно-морских институтах и вообще в военных вузах «ботанов» и чмошников не бывает. Теперь в них учатся действительно правильные ребята, в подавляющем большинстве – с очень и очень верным балансом интеллекта, физической подготовки и зачатков правильного характера. А у кого уже и не совсем зачатков. Почему? Вероятно потому, что вооруженные силы давно стали категорически непривлекательными для охотников за если не комфортной, то гарантированно обеспеченной жизнью. Многим, очень многим военным довелось повоевать или в одной «горячей точке» на территории бывшего Советского Союза, или в другой. Соответственно, поглядевшему на это со стороны умному и по-здоровому агрессивному старшекласснику лежала прямая дорога в бизнес. Не слишком, честно скажем, умному – и иногда агрессивному по-больному – в полицию. А когда и ума и агрессивности было в меру, да это еще приправлялось правильной ориентацией со стороны родителей… Имея в виду погоны…
Антон хмыкнул. Лично у него было не совсем так. Он выбрал службу, когда ситуация в стране была совсем другой. Довольно быстро вылечился от детского романтизма и поверхностного патриотизма. Который бывает вреден, когда воспитан не родителями, дедами и обществом, а дешевыми отечественными телесериалами, как сейчас случается не так уж редко… В общем, он был сыном подполковника-связиста и приходился внуком лейтенанту-саперу и ефрейтору-пехотинцу. Воспоминания о них оказались одним из важнейших факторов, удержавших его на флоте, когда было совсем, до ручки трудно. Когда надежды на лучшее не осталось уже почти никакой. Помогли продержаться, пока не стало чуточку лучше. И вот оказалось, что юный курсант без единой лычки на погончиках довольно похож на его собственного отца и сразу на обоих дедов манерами – те тоже были довольно спокойными людьми.
Встретились они интересно. Уйдя из своей кратковременной лежки в чужой квартире, в которой они оставили так и не пришедшего в сознание товарища, они довольно быстро добежали до того места, где смыкаются две железнодорожные ветки. После этого капитан-лейтенант решительно увел курсанта с крупных улиц сначала во дворы и в длинные комплексы гаражей, а затем прямо к железке. После десятиминутных поисков они нашли натоптанную местными жителями тропу, ведущую к перелазу: такая всегда найдется в застроенных районах, если там проходят железнодорожные пути. Следующие полтора часа они потратили на то, чтобы добраться в район Малое Борисово, и при этом дважды по льду переходили пруды. Курсант Дима вел себя тогда выше всяких похвал. Малое Борисово приходилось на самую границу городской застройки, причем на такую границу, которая находилась довольно далеко от прямого направления на Полесск. До которого было минимум двое суток такого хода. Однако слабо понимающий в тактике наземных войск офицер-связист был отнюдь не лишен логики и интуиции и сумел выбрать маршрут, ни разу не наложившийся на уже устанавливаемые в ключевых точках города опорные пункты. Пока не превратившиеся в блокпосты, но выполняющие, в общем, сходные функции. Убитых они на своем пути через задворки города видели, и даже несколько раз. Три четверти были явно не военными – нормальные обыватели, все до одного с выражением ужаса и неверия на закоченевших лицах. Один раз, еще в районе хвоста Волоколамского переулка, они наткнулись на раненого молодого офицера в армейской форме. Тот полулежал, привалившись к стене дома, а рядом на корточках сидела тетка средних лет, с самой натуральной санитарной сумкой на боку, как со съемок исторического фильма. Тетка оказывала раненому офицеру помощь, на взгляд капитан-лейтенанта весьма квалифицированную. У офицера лежал на коленях укороченный автомат, почему-то сразу вызывавший ассоциации со словом «милиция», лицо у него было бледное, но при этом решительное и даже довольное, а метрах в десяти кучно лежало трое убитых. Все трое в гражданском, никак не похожие на захватчиков. Вооруженные арматуринами. На короткие вопросы остановившихся отдышаться моряков офицер ничего вразумительного не ответил, а женщина просто грубо послала их куда подальше. Притом что оба они были в форме и с оружием, включая драгоценный автомат со считаными патронами в магазине. Все это было несколько сюрреалистично, и капитан-лейтенант решил не связываться. Но чуть дальше, на краю одного из гаражных комплексов, они спугнули целую группу мужичков, целенаправленно ломавших двери одного из боксов, и это дало кое-какие намеки на возможные причины той сцены.
Дальше был относительно легкий участок. Они без труда перешли Старую и соответственно Новую Преголи, насквозь прошли через лесополосу западнее Славянской и довольно быстро добрались до шоссе А229. Здесь оба провели пять минут, бесполезно пытаясь «голосовать» изредка проезжающим машинам. Получалось это плохо, потому что тип каждой двигающейся со стороны города машины требовалось опознать из укрытия, затем выскочить, размахивая руками, а потом уже и автоматом, и каждый раз было уже почти поздно. Потому что меньше 100 даже на гололеде никто не держал, и, пока они перебирались через барьер, машина оказывалась почти рядом, и тормозить пришлось бы изо всех сил, со всеми рисками такого поступка. И это даже если кто-то хотя бы в принципе собрался тормозить. Кроме того, приходилось поглядывать и в противоположную сторону: не едет ли колонна, все равно, своя или чужая. Как ни странно, изредка машины действительно проезжали в сторону Московского проспекта, который за городской чертой превращался в шоссе. Но каждый раз это были разномастные легковушки или «Газели»: ни одного БТР, ни одного тентованного грузовика с надписью «Люди», который было бы так приятно увидеть. Вместо этого – белые глаза за стеклами, сжавшиеся фигуры на сиденьях, иногда привязанный веревкой багажник, который не вмещал навалом набитые в него вещи. Потеряв таким образом минуты, капитан-лейтенант плюнул, махнул рукой, и они наконец пересекли шоссе, снова перейдя на бег. После двух десятков минут пути по засыпанному слежавшимся снегом пустырю в прямой видимости от того же шоссе случайность удачно вывела их на асфальтовую полутораполоску, ведущую в нужном направлении. За следующий неполный час со все большим облегчением они протопали через Солнечное, Красное и после довольно длинного пустого отрезка уткнулись в деревушку под символичным названием Прохоровка. Постучались в одну калитку, в другую, но не было видно вообще никого: деревня как вымерла, только надсадно гавкали запертые во дворах собаки.
– Тьфу на вас, – выругался тогда капитан-лейтенант. – А еще название такое. Ни откроет нам никто, только тормозим здесь.
– Погодите.
Курсант Дима, которого уже постепенно начало покачивать, вдруг развернулся и перешел через единственную улицу деревушки к дому напротив того, где они остановились.
– Эй! Мать! Ну не стыдно ли тебе?! Хоть на десять минут пусти ноги переодеть в тепле!
Сколько-то секунд ничего не происходило, а потом дверь дома отворилась, и на крыльцо вылезла старая бабка, которую Дима сумел углядеть за окном. Капитан-лейтенант на полном серьезе предположил, что ее сразило великолепное «ноги переодеть», но та объяснила, что просто одевалась, потому и открыла не сразу.