Позавчера и послезавтра
Шрифт:
– Нету логики, - тихо ответил я.
– И почему все думают, что я готовлю певцов? Гриша Дубовцев стал начальником конструкторского бюро, заслуженным деятелем науки. А сообщает об этом так, будто извиняется, что стал заслуженным деятелем, а не заслуженным артистом республики. Хотя один из моих учеников все-таки и в заслуженные артисты пробился... Горжусь!
Вдруг Виктор Макарович остановился и воскликнул:
– Прекрасно, Мишенька! Я знаю, что надо делать.
– Что?
– спросил я.
– Мы выпустим Володю в наших отчетных концертах. Пусть это будет сюрпризом!
– Для Дирдома?
– И для него тоже! Представь себе... "Дунайские волны"! Или, допустим, гурилевский "Колокольчик"... Исполняют мандолина и хор... Великолепно! Ведь тембр мандолины, Мишенька, близок к детскому голосу. Особенно в среднем регистре. Та-ак...
– Виктор Макарович ничего не откладывал в долгий ящик.
– Вернемся обратно! И сообщим...
– Я могу сам зайти.
– Нет, я должен сделать официальное приглашение!
Мы побежали обратно.
Трудно было определить, кто готовится к отчетным концертам, - я или мама.
Мама вслух произносила фамилии композиторов и названия песен, стараясь подсказать мне, как они должны прозвучать со сцены.
Она заставляла меня по вечерам пить валерьянку, чтобы я хорошо спал и вообще привел в порядок свою нервную систему.
– Ни один годовой бухгалтерский отчет не стоил мне такого напряжения, как отчеты вашего хора!
– говорила мама. И тоже пила валерьянку.
О предстоящих концертах мама регулярно напоминала всем нашим знакомым. И если оказывалось, что кто-то болен или уезжает в командировку, она очень расстраивалась.
Возле телефона лежал разделенный надвое красной чертой лист бумаги. В одной графе значилось - "Дети", в другой - "Взрослые". Мама записывала имена всех, кого следовало пригласить на утренник и на вечерний концерт.
– Подведем баланс!
– заявляла она.
– Практически я включила всех!
А через минуту она бежала дополнять список новыми именами. Из-за этого маме приходилось то и дело обращаться к администратору Дома культуры, который распределял пригласительные билеты.
Собираясь наполовину заполнить зал своими знакомыми, мама тем не менее предупреждала:
– Не повторяй моих ошибок: не смотри в нашу сторону.
И вообще не вспоминай о том, что мы тебя слушаем. Сразу же возникнут натянутость и неестественность. А это практически все сводит на нет! Поверь моему опыту...
Мама часто перенимает у людей, которые ей нравятся, их любимые словечки и выражения. "Практически" - это было слово Лукьянова. Еще он любил говорить - "пройденный этап" и короткое слово "дело".
Я никогда не видел Лукьянова, но мне казалось, что я узнал бы его, даже встретив, где-то на улице. Особенно, если б это было поблизости от управления строительства, где Лукьянов работал. Я бы сразу понял, что это он: высокий, стремительный, никогда не оглядывающийся назад. И его манера говорить, его любимые выражения тоже были мне хорошо известны, потому что у мамы есть еще одна интересная особенность: разговаривая, она иногда повторяет последние фразы своего собеседника. Ну, например, обсуждая с Лукьяновым по телефону разные финансовые вопросы, она задумчиво повторяла его последние мысли: "Значит, вы считаете, что это практически пройденный этап?", "Для пользы дела мы должны считать это пройденным этапом? Вы так считаете?.."
Повторяя за собеседником его последние слова, мама как бы обдумывает, верны они или нет, может ли она согласиться или должна возразить. С Лукьяновым мама порою вступала в решительный спор. И чем больше горячилась, тем чаще употребляла его словечки:
– Практически вы не правы! Если думать о пользе дела, мы должны...
Споры иногда заканчивались и маминой победой. Но она не ликовала по этому поводу: она уважала Лукьянова.
– Ну что ты волнуешься?
– сказал я маме в день первого отчетного концерта, на который были приглашены дети.
– Ведь я всего-навсего объявляю...
– Всего-навсего объявляешь?
– повторила мама.
– Нет уж! На этих концертах ты должен доказать всем и самому себе, что ты вовсе не "объявляла", что ты - артист!
Наверно, из-за того, что я должен был это доказать, мама и испытывала такое большое нервное напряжение.
– Особое внимание обрати на пересказ содержания песен, которые вы исполняете на иностранных языках - предупредила мама.
– Мы должны почувствовать, что с твоей помощью путешествуем по земному шару...
Путешествовать наша семья привыкла!
А папа волновался за Мандолину:
– Если будет провал...
– Виктор Макарович тоже за него беспокоится, - сказал я.
– Вы садитесь, пожалуйста, рядом с Димулей!
– Ты бы узнал все-таки его имя и отчество. Нам с мамой не очень удобно... Ведь мы с ним не пели в хоре!
Чтобы Володька не долго мучился, Виктор Макарович выпустил его в начале программы. "Дунайские волны" были нашим четвертым номером.
Я громко назвал Володьку "Владимиром" и "солистом".
Он вышел, сел, склонился над своей мандолиной, как над ребенком... И словно бы стал баюкать ее.
Как только я вернулся за кулисы, на меня налетел Дирдом. Каким образом он успел за две или три минуты добраться из ложи до меня - до сих пор понять не могу. Вид у Дирдома был такой, будто он только что выпил стакан рыбьего жира.
– Ему...
– он указал на Виктора Макаровича, который, казалось, плыл в этот момент по Дунаю.
– Ему я не могу сейчас высказать... Но у тебя же в руках программа, которая утверждена! Где тут "Дунайские волны"? Покажи мне...