Позавчера и послезавтра
Шрифт:
– Значит, в будущей своей семье он будет играть те же две роли, которые я исполняю в нашей.
– Какие две?
– спросил я.
– Мужчины и женщины!
Володька не любил восклицаний и суеты. Когда в день концерта его вызвали на "бис", он вышел так, будто ребята из нашей школы не надрывались и не выходили из себя от восторга. Казалось, он был наедине со своей мандолиной.
Сел, снова склонился над ней, как над ребенком, и во второй раз заиграл "Дунайские волны".
Я, конечно, не сказал ему о том, что наша школа выполняла данное мне обещание. Он бы этого не простил...
Мне хотелось, чтобы в момент, когда я буду объявлять свою новость, все были в сборе. Поэтому я подождал в коридоре, пока Володька не появился с огромной кастрюлей в руках.
– Будем есть суп, - сказал он.
– Есть хочешь?
– Сейчас вам будет не до еды. Не до супа!
– сказал я.
– Вот если бы было шампанское!..
Володька взглянул на меня с недоумением.
– Потерпи! Сейчас узнаешь!
– сказал я. Хотя знал, что Мандолина был очень терпелив и мог ждать сколько угодно.
Мы вошли в комнату... Виктор Макарович и Димуля на диване играли в шахматы.
– Мишенька!
– воскликнул Виктор Макарович.
– Как раз я выигрываю.
– Хоть бы раз мне удалось не проиграть...
– с досадой, поглаживая свою круглую голову, сказал Димуля.
– Сегодня мы все победили!
– сказал я.
– Кого?
– спросил Виктор Макарович.
– И ваш консилиум... И Дирдома!
– Что ты имеешь в виду?
– Будет создан ансамбль "Взвейтесь кострами!..". А у ансамбля будет художественный руководитель. Догадайтесь кто? На фотографии мы видим сейчас его спину!
– Все уставились на фотографию. А я продолжал: Художественный руководитель не должен сидеть и не должен стоять - он должен только руководить!
Володька поставил кастрюлю на стол так тяжело, что я понял: моя новость произвела на него впечатление.
– Осталось только выбить штатную единицу. Ее выбивают Лукьянов и моя мама. Так что можно не сомневаться!
Все молчали.
– А Маргарита Васильевна будет дирижировать...
– сказал я.
И тут понял, что поговорка "Как гора с плеч" очень точная. Виктор Макарович встал, распрямился.
– Если так...
– сказал он.
– Если так...
И заходил по комнате. А я ходил за ним и объяснял, что если Лукьянов и мама за что-нибудь берутся, можно быть абсолютно спокойным.
– Как это хорошо! Как хорошо!..
– повторял Димуля.
– Значит, и Володя останется... А то директор говорит: "Когда исправишь тройки по математике, тогда и будешь играть..." А если он их никогда не исправит?
– Не в этом дело, - пробурчал Мандолина.
– Я твой отец... Я за тебя радуюсь... Надо Римме позвонить. Рассказать...
Он поднялся с дивана.
– Суп остынет, - остановил его Мандолина.
– Хозяйственный он у тебя!
– похвалил Виктор Макарович. Ему хотелось говорить людям приятное.
– Если быть объективным...
– начал Димуля.
Володька сразу вспомнил, что ему что-то нужно на кухне. И вышел.
– Очень заботливый!
– повторил Виктор Макарович.
– Мать часто в больнице. Так что приходится...
– А вот пусть Римма...
– начал я. И приостановился.
– Григорьевна, - подсказал мне Димуля.
– Пусть Римма Григорьевна расскажет этому вашему соседу... Сама пусть расскажет! Тогда все во дворе...
– Она говорила. А он в ответ: "Что же еще мать может сказать о своем сыне!" Даже вспомнил какую-то старую притчу. В ней сын, стараясь доказать одной жестокой девчонке свою любовь, вырывает у матери из груди сердце.
Бежит с ним, спотыкается, падает... А сердце спрашивает:
"Мой сын, не больно ли тебе?"
– До чего же люди иногда умеют видеть в других только то, что хотят видеть!
– сказал Виктор Макарович.
– И статьи тянут себе на помощь и старые притчи...
– Я думаю, они просто не любят музыку. Мандолина их раздражает... Не Володька, а инструмент, - застенчиво согласился Димуля.
Он махнул рукой и ушел в коридор звонить по телефону.
Володька тут же вернулся. И разлил суп по тарелкам.
Когда человек волнуется, у него нет аппетита... Мандолине было неудобно напомнить, что суп стынет. А мы с Виктором Макаровичем стояли и смотрели на фотографию, на которой Дима и Римма пели.
– Почти для всех них это было вроде игры...
– неожиданно сказал Виктор Макарович.
– Но я всегда думал: человек, который любит песни, не может быть злым человеком.
Это для меня было главным... Давайте-ка и мы устроим игру! Поскольку все хорошо, что хорошо кончается. Вот сейчас Димуля вернется, и тогда...
Димуля вернулся и сказал, что дежурная медсестра уже направилась к Римме в палату с радостным сообщением.
– Я предлагаю устроить концерт, - сказал Виктор Макарович.
– И чтобы каждый исполнял привычную для себя роль. Ты, Мишенька, объявишь. Я буду дирижировать, Димуля по старой памяти будет петь, а Володя - играть на мандолине...
– Он обратился к Володьке и его отцу: - Вы ведь наверняка исполняли что-нибудь вместе?
– Было...
– сознался Димуля.
– Мы с Риммочкой в два голоса, а Володя аккомпанировал. Но так... для себя.
– Что же вы пели?
– Вспоминали репертуар нашего хора. Ну, вот гурилевский "Колокольчик", к примеру...
– Прекрасно! Володя, бери мандолину!
– Володька взял.
– Мишенька, на авансцену!
Второй раз в этот день мне предлагали вести себя дома как на концерте.
"Доставлять радость одному человеку или целому залу - большой разницы нет. Была бы, Мишенька, радость...
– объяснил мне как-то Виктор Макарович.
– Настоящий артист никогда не откажется выступать из-за того, что нет полного сбора. Даже если пришло всего несколько зрителей, он выйдет на сцену. Они же не виноваты!"