Позавчера и послезавтра
Шрифт:
– Стаж работы - это еще не все, - ответил Дирдом.
– Исходить надо из интересов Дома культуры. Заслуженный артист, всему городу известный певец, приходит к детям!
Руководит нашим ансамблем!.. Неужели ты не понимаешь, как это прекрасно? Для афиши, для лица нашего Дома, для зрителей...
– Это невозможно, - сказал я.
– То есть как... невозможно? В коридоре висит приказ.
– А Наливин? Неужели он согласился?!
– Я ему объяснил. И он понял. В отличие от тебя...
Искусство - жестокая вещь.
– Это вы - жестокая вещь!
– сказал я.
Дирдом испугался. Наверно, у меня было такое лицо...
Он ничего не ответил, не выгнал меня из комнаты.
– Но ведь Наливин сказал, что не хочет работать с детьми. Я сам слышал...
– Он пошутил. Кто же не любит детей? Ты пойми... Виктор Макарович - это пройденный этап. Будущее - за Наливиным!
– Потому что он - заслуженный?..
– Заслуженно заслуженный! Как сказал Виктор Макарович, которого я уважаю не меньше, чем ты. К тому же и молодой! Или, как говорят, перспективный. На таком имени наш "костер" взовьется гораздо выше и ярче.
Очень довольный последней фразой, Дирдом как бы опять проглотил стакан сладкого морса и заулыбался.
– Но Наливин .собирался идти туда, где учат... вокалу.
Я сам слышал.
– На наше счастье, там не оказалось вакантного места!
– А Лукьянов?
– Откуда ты знаешь Лукьянова?
– Дирдом внимательно взглянул на меня.
– И он согласился?
– Он всегда исходит из интересов дела. А откуда ты его знаешь?
Мне казалось, что ждать нельзя, что дорога каждая минута. Как будто речь шла о спасении тяжелобольного. "Надо разыскать маму и папу! Немедленно!.." - решил я. И выбежал из кабинета.
Бухгалтерия находилась на втором этаже управления строительства, а отец работал на третьем. Но я не только поэтому решил сперва побежать к маме. Просто я знал, что она-то уж не растеряется и найдет выход из положения.
И потом... в трудные минуты мама всегда умеет взять себя в руки. "Собраться", как говорит отец.
"Этого не может быть!
– рассуждал я сам с собой по дороге.
– Мама придумала все это ради того, чтобы Виктор Макарович... не уходил, не расставался с нами. Разве сможет Наливин?.. Но он согласился! А Виктор Макарович обнаружил у него голос... Наливин сам говорил. Называл учителем... Он, должно быть, не знает, что в ад попадают "предатели благодетелей". Люди, не помнящие добра... Но не в этом дело! Надо исправить... Пока Виктор Макарович не узнал!"
Нужен был пропуск. Я стал звонить снизу... Но телефон бухгалтерии, конечно, был занят.
И вдруг я увидел маму. Она шла как ни в чем не бывало, держа в руках пачку бумаг.
– Что случилось?
– спросила она, заранее беря себя в руки.
– Вывесили приказ! Его Дирдом написал... Художественным руководителем будет Наливин!
– Что? Что?!
– Наливин... Он согласился! Дирдом ему объяснил, что это хорошо для афиши. А Виктора Макаровича... мы обманули.
– Не повторяй моей обычной ошибки. Не паникуй раньше времени!
На самом деле мама никогда не впадает в панику. Просто в последнее время она все чаще стала приписывать себе то, чего я, по ее мнению, не должен был делать. Маме кажется, что до меня быстрее дойдет, если я буду знать, что она испытала эти ошибки на себе самой и сама убедилась в их ужасных последствиях.
– Надо идти к Лукьянову, - сказала мама.
– У него совещание. Но это неважно. Пойдем... Ты скажешь свое мнение от имени хора!
– И папу захватим.
– Он разволнуется. А впрочем...
Отец переводил взгляд с мамы на меня, будто спрашивал: "Правда ли это?.."
– А Лукьянов разве не знал?
– уже вслух спросил папа.
– Ты не говорила ему о Викторе Макаровиче?
– Говорила... Но не акцентировала на этом. Я знаю Лукьянова. У него свои принципы. Ставку надо было выбивать не ради определенного человека, тем более пенсионного возраста, а ради дела. Но ведь другой кандидатуры и не было!
– Идем к нему!
– решительно заявил отец. И пошел впереди, хотя обычно в таких случаях нас за собой ведет мама.
У Лукьянова шло совещание.
– Я загляну...
– сказал папа.
Секретарша как бы защитилась от него обеими руками:
– Ну, это уж на вашу ответственность!
Через минуту Лукьянов вышел в приемную.
Как я и предполагал, он был высоким, стремительным.
Лицо его было не просто приятным и открытым, как у меня на концертах, но еще и красивым. И загорелым.
– Что такое?
– не здороваясь, спросил он.
– Надо вам рассказать...
– начала мама.
– Это срочно?
– Да!
– сказал я.
Он взглянул на меня с удивлением, но даже не спросил, кто я такой.
– Давайте!
Он распахнул дверь, которая была напротив его кабинета.
– В чем дело?
– Речь идет о художественном руководителе ансамбля, - сказала мама.
– Этот вопрос решен положительно.
– В том-то и дело, что нет!
– Как нет? Единица утверждена.
– Но персональное назначение... неверное, - продолжала мама.
– Утвержден не Виктор Макарович, а другой человек.
– Ну, в такие детали я вникать не могу...
Тут произошло неожиданное: папа повысил голос.
– Нет, вы прекрасно знаете, что любой проект, любая машина состоят из деталей. И вы постоянно вникаете... Но и художественное произведение, и человеческая жизнь - все, все состоит из деталей!
– Директор Дома сообщил мне вчера, что Виктор Макарович сам решил отдохнуть. Что ему врачи запретили...
– Дебет с кредитом явно не сходятся! Он обманул вас, - сказала мама.
Отец передвинул письменный прибор на столе: