Пожар страсти
Шрифт:
«Нет, я уверена, что нигде не оставила непогашенной сигареты. Соберись, Гиацинта. Ты не виновна в этом пожаре.
А ты полностью в этом уверена? Ты действительно загасила их? Ты помнишь, что видела пепельницу? Думай. Думай!»
Вернувшись домой, Гиацинта выпила на кухне три чашки кофе. За окном виднелся сад, который разбил ее отец. Если бы дорогой, мудрый, благоразумный, тихий Джим был жив, он придумал бы, как выпутаться из неприятностей. Гиацинта почти воочию слышала его голос, когда он сидел вместе с Эммой накануне их отъезда во Францию. Гиа встала и открыла дверь на
Родной дом! Боже милостивый, неужели такая тварь, как Сэнди, разрушит его? Наверняка Джеральд тоже этого не желает. Это всего лишь противная, но преходящая ситуация. У мужчин такое бывает, но от женщин зависит, чтобы это не стало концом света. Кто знает, может, такие грешки, ведомые или неведомые для Францины, были и у Джима? Это возможно даже в таком спокойном, безмятежном браке, каким был брак родителей.
«Как странно, что я еще вчера пребывала в ярости, испытывала муки ревности, а сейчас ничего подобного не чувствую. Я уязвлена, но ощущения у меня совершенно иные.
Но я упряма и всегда была упрямой. Когда на море начинается шторм, что делают люди? Задраивают люки и устанавливают паруса. Поэтому сейчас я должна выпрямиться и пошевелить мозгами. Что мне делать дальше?
Завтра первый школьный день. Джерри пойдет во второй класс, а Эмма – в подготовительную группу. Это большое событие для каждого из них. Им нужно внимание и участие. Джеральд сейчас не в том настроении, так что я должна заменить его. Сегодня необходимо приготовить новые носки для Джерри и сводить обоих к дантисту. Наконец, устроить вечером специальный обед и показать рассерженному человеку, что буря понемногу утихает».
Приняв решение, Гиацинта сделала все, чтобы воплотить его в жизнь. Однако Джеральд обедать домой не пришел. Уже поздно, когда Гиацинта была в постели, она услышала, как он поднялся по лестнице и направился в свободную спальню.
Утром Гиацинта остановила мужа у двери, когда он собирался уходить.
– Мы не можем жить, избегая друг друга. Нам нужно поговорить.
– Не сейчас.
– В таком случае хоть скажи, как обстоят дела у того бедняги…
– Он умер. Похороны послезавтра, отпевание в одиннадцать, в церкви на Кленовой улице. После этого мы можем поговорить.
– Джеральд! Мы должны поговорить раньше. У меня голова кругом идет. Мне нужно знать, как ты намерен поступить с Сэнди. И что это за идея о переезде во Флориду?
– Не сейчас. Позволь мне уйти, я спешу.
– Ты вернешься к обеду?
– Скорее всего нет.
– Погоди, Джеральд. Это очень плохо. Если ты не хочешь общаться, то как мы…
Однако он уже был за дверью.
Полгорода, если не больше того, приняло участие в похоронах. В двух газетах – газете штата и местной – были помещены на первой полосе фотографии отважного молодого пожарника, рисковавшего жизнью и погибшего в пламени пожара. Флаги на общественных зданиях были приспущены, а на здании пожарной охраны задрапированы черной лентой. Церковь была переполнена, люди толпились на улице.
Гиацинта приехала
– Он появится, – сказала она. – У него какое-то дело.
Гроб закрыли крышкой. Гиацинта пыталась смотреть вверх, на потолок, но ее взгляд то и дело устремлялся на черный гроб. «Пожарнику было лишь тридцать, – подумала она. – Он на два года моложе меня».
– А вот и Джеральд, – сказал Арни, – с двумя девушками из офиса. Он не видит меня. Ага, вон они сели. Что-нибудь случилось с Джеральдом, Гиа?
– Ничего особенного. Всему виной пожар и связанные с ним неприятности.
– Да, конечно, пожар, но я думал, тут что-то еще.
Тихо заиграл орган. При появлении вдовы зашевелилась и зашелестела толпа. Женщина, одетая во все черное, шла с опущенной головой, держа за руку большеглазого перепуганного мальчугана. Мальчик был сверстником Джерри; его мать собиралась родить примерно через месяц.
На улице стало пасмурно. По небу поползли серые тучи. Поднялся ветер. В воздухе пахло грозой.
Вскоре после того, как дети отправились спать, гроза разразилась. Первый удар грома прогремел, когда Джеральд вошел в маленькую комнатку, где находилась Гиа.
– Как ты уже видела, – начал он, – здание полностью разрушено. – И замолчал.
Столь холодный, официальный тон обескуражил ее. Лучше бы он сказал что-нибудь о них самих.
– А что с нами? Что с нашим браком? – спросила Гиацинта.
– Мы обсудим это позже. Как ты себя чувствуешь после того, что сделала?
– А что я сделала? Разве меня кто-то уличил во лжи или у меня была тайная любовная интрижка? С понедельника я каждый час думаю об этом, Джеральд. Не стану объяснять тебе, что для меня это значит, поскольку ты сам все хорошо понимаешь. Скажу тебе одно: я готова дать слово, что до конца жизни не вспомню об этом эпизоде, если ты завтра же избавишься от этой девицы и мы начнем жизнь заново. Я очень хотела бы этого. Ради нас, ради Джерри и Эммы.
– Это не то, о чем я с тобой говорю, Гиацинта. Я спрашиваю, зачем ты пришла в мой офис.
– Я? В твой офис? Когда?
– В ту ночь, когда он сгорел, после того как ты подожгла его.
– Я подожгла? Это несерьезно.
– Я говорю вполне серьезно. Дело не в дефекте электрической проводки. Кто-то был в здании. Кто-то совершил варварские действия в моей комнате.
– И конечно, этот кто-то – я, потому что узнала о той женщине. Очень проницательно.
– Сарказм не поможет, Гиацинта.
– Послушай меня. Если ты думаешь, что это была я, допроси своих служащих. У тебя их пятеро, и у каждого из них есть ключи. Возмутительно, что ты обвиняешь меня.
– Их всех допросили. Полиция и представители страховой компании знают, что делать, Гиацинта. И у всех есть алиби. Железное.
– Ну так скажи, чтобы и меня тоже допросили. Мне наплевать. Хотя это глупо. Глупо и подло, Джеральд.
– Ты в самом деле так думаешь?
– Разумеется. Я не приближалась к твоему офису с того времени, когда мы собирались в Париж.