Пожар страсти
Шрифт:
– Конечно. Неужели ты полагаешь, что я оставлю их с тобой при нынешних обстоятельствах? Я думал, ты понимаешь, что я беру их на свое попечение.
Гиацинта разрыдалась. Джеральд подбежал к окну, захлопнул его, потряс Гиацинту за плечи и несколько раз шлепнул по щекам.
– Господи, да ведь все не так ужасно! Это же для их блага. Ведь ты можешь видеть детей в любое время. Но их необходимо увезти отсюда.
– Ты не сделаешь этого!
– Ложись, – сказал Джеральд. – Ложись и выслушай меня, но сначала сделай глоток бренди. Выпей, это тебе не повредит.
Он проводил ее в гостиную, уложил
– Ложись, Гиацинта. – Его голос прозвучал мягко, но настойчиво. Так говорит врач с истеричной пациенткой.
Гиацинта легла, и слезы покатились по ее вискам. «У меня забирают детей. Они будут навещать меня в тюрьме, увидят меня в полосатой одежде и в ужасе убегут. Мои дети. Моя жизнь. Что случилось с моей жизнью? Джим! Бабушка! О Господи!»
– Что ты делаешь со мной, Джеральд? Неужели ты так ненавидишь меня?
– Гиацинта, я не питаю к тебе никакой ненависти. Я забочусь о тебе. Разве ты не понимаешь, что это для блага детей? – Бархатный, тихий голос произносил слова, которые должны были успокоить ее. Эта монотонность гипнотизировала Гиацинту и заставляла прислушиваться к словам Джеральда. – Мы все сделаем быстро. Чтобы не привлекать внимания. Это нужно для нашего блага, в особенности твоего, Гиа. Тебе нельзя оказаться в центре внимания. Если узнают, что у нас с тобой проблемы, то заподозрят тебя. Это ведь логично. Ты не представляешь, как тонко работают детективы. Такие дела никогда не закрывают. Его могут возобновить спустя несколько лет. Если бы я потребовал опеки в суде, мне пришлось бы открыть правду. Кстати, и твоя мать не должна узнать правду. Она борец. Я восхищаюсь ею, но она полагает, что способна справиться с чем угодно. Если ты ей расскажешь, Францина наймет адвокатов и правда просочится в газеты. Это будет конец! Боже милостивый, я не хочу, чтобы это с тобой случилось! Но человек умер, Гиацинта. Помни это – человек умер. Не беспокойся о детях. Есть отличная частная школа, можно нанять няню, какую-нибудь славную женщину средних лет. А теперь закрой глаза. Я должен уйти. Твоя мать скоро вернется.
Она еще лежала, когда вернулась Францина и остановилась возле ее кровати.
– Ты позавтракала?
– Нет.
– Я видела, Джеральд готовил французские тосты. Он сказал, что это для тебя. Очевидно, ожидал, что меня потрясет его доброта.
– Я не ела.
– Ты говорила с ним?
– Да.
– Я даже не взглянула на него. Я посмотрю на Джеральда в суде.
Упрекая себя в неблагодарности, Гиацинта хотела, чтобы Францина уехала домой. К чему лишние разговоры, если нельзя сказать ей правду?
– Лежи. Я принесу тебе поесть.
На кухне Францина загремела посудой. Узнав знакомые звуки, Гиацинта печально улыбнулась.
– Я принесла чай. – Францина поставила поднос на кофейный столик. – Я не нашла кофе. Съешь яйца. Я купила эти булочки после того, как отвела детей в школу.
– А ты сама почему не ешь?
– Я позавтракала там, где покупала булочки. Боялась помешать вам с Джеральдом выяснять отношения.
Францина постукивала черной лакированной туфелькой по ковру, явно нервничая. Однако она молчала, пока Гиацинта
– Тебя нужно причесать. Повернись. Это успокаивает. Ты знаешь, что у тебя красивые волосы?
Приятные, равномерные прикосновения щетки навевали на Гиацинту дремоту. Когда-то Джеральд говорил, что большинство людей не может заснуть, переживая стресс. Однако некоторые справляются со стрессом, забываясь сном. «Может, и я такая, – подумала Гиацинта. – Да, наверное, так и есть. Спать… Заснуть… и никогда не проснуться».
– Джеральд когда-нибудь говорил, что у тебя красивые волосы?
– Очень давно.
– Когда же все это началось? – спросила Францина. – В Техасе или здесь?
– Пожалуй, еще в Техасе. Постепенно это нарастало. Джеральд флиртовал. Иногда злился на меня, хотя никогда не сердился на детей. Он не бывал со мной ласков. Я думала, что он переутомлен.
– Понятно.
На лбу у Францины появились две вертикальные морщины. Гиацинту захлестнула любовь к матери.
– Спасибо, что не сказала: «Я говорила тебе, я тебя предупреждала!»
На камине стояла фотография Джеральда, сделанная в тот день, когда он получил диплом об окончании медицинского колледжа. Джеральд чуть заметно улыбался, отчего на щеке у него обозначилась ямочка. «Боже, трудно поверить, что я веду подобный разговор», – подумала Гиа.
– Он заплатит за это! – воскликнула Францина. – У тебя будет лучший адвокат штата. Джеральд заплатит за это деньгами и устыдится того, что сделал!
– Я не хочу обращаться в суд, мама. Мне не нужны его деньги.
– Не нужны его деньги? Это смешно, Гиацинта! Джеральд должен тебе. К тому же он так и не вернул твоему отцу то, что называл временным займом.
– Отец отказался принять. Ты ведь знаешь это. Будь справедливой.
– Пусть так, но это не имеет отношения к предмету спора. А не идти в суд просто немыслимо!
– Я не пойду в суд. Не хочу – и все. Мы решим это без суда.
– Да ты просто упрямая дурочка! Ты всегда была упряма, но это переходит все границы. Это абсурд – другого слова тут не подберешь!
Гиа понимала: если ограничиться лишь тем, что знает Францина, это действительно абсурд.
– Ладно, Гиацинта. Может, он сказал тебе что-то еще, когда вы разговаривали сегодня утром? Нечто такое, о чем ты не хочешь рассказать мне?
«Мать думает, что может контролировать все… Она наймет адвокатов… Тебе ни к чему огласка… Подобные дела никогда не закрываются… Двадцать лет за поджог… Человек погиб – уголовное убийство второй степени…»
– Я спросила тебя, Гиацинта: было что-нибудь такое?
Она встретилась с суровым взглядом Францины.
– Только то, что он хочет на время забрать детей во Флориду.
– На время? Что ты такое, черт возьми, несешь? Ты позволяешь ему забрать детей? Ушам своим не верю!
– Прошу тебя, – взмолилась Гиацинта. – Я сказала «на время», Францина. Я не могу сказать ничего больше… И делать тоже ничего сейчас не могу.
– Ты потеряла голову. Что именно ты не можешь мне сказать?
– Ничего… Ничего… Я говорю тебе все, что могу. Прошу тебя, позволь мне побыть одной. Это необходимо…