Пожарный
Шрифт:
Мия усмехнулась и слизнула и её, пока я стонал, содрогался и метался на кровати. Затем села, одарив меня меня ещё одной довольной улыбкой, накрыла нас одеялом и легла на бок рядом со мной. Я сразу же повернулся к ней лицом, моё большое тело все ещё дрожало, и она обняла меня и поцеловала мою грудь.
Я хотел — мне необходимо — быть ближе к ней, и она, кажется, понимала это. Она не возражала, когда прильнул к ней всем телом, прижав член к её животу, а грудь — к её груди.
Она снова поцеловала мою грудь и погладила по спине, пока я пытался перевести дыхание.
— Боже мой, Мия, это было...
Она улыбнулась мне.
— Я рада, что тебе понравился твой первый минет.
— Это было чертовски идеально, — сказал я, — также как и ты сама.
На несколько секунд между её бровями появилась маленькая морщина, а затем снова разгладилась.
— В следующий раз мы воплотим твою фантазию и сделаем это в душе. Идет?
— Боже, ты лучшая, — слабо произнес я.
Она усмехнулась и положила голову мне на плечо. Я лениво поглаживал её бок и бедро, пока мое тело медленно приходило в себя после оргазма. Пятнадцать минут спустя я почти заснул, когда Мия коснулась шрамов на моей пояснице.
Я хотел напрячься, но моё тело так чертовски расслабилось, что не смог собраться с силами. Кроме того, то, как Мия поглаживала их, как она, казалось, запоминала рисунок и рельеф кожи подушечками пальцев, было странно успокаивающим. Она ни разу не коснулась и не заговорила о шрамах с нашей первой ночи вместе, и я все еще чувствовал вину за то, что расстроил её, когда она задавала вопросы.
Может, из-за затянувшегося чувства вины, или просто потому что был чертовски расслабленным, но я не отстранился, когда Мия поцеловала мою грудь и сказала:
— Элайджа, тебе не обязательно рассказывать мне, как получил эти шрамы, но ты скажешь мне, это были твои родители, те, кто сделал это с тобой?
— Да. Мой отец, но моя мать хотела, чтобы он сделал это.
— Ох, милый, — мягко произнесла она. — Он... он бил тебя ремнем?
Я кивнул, все ещё с закрытыми глазами.
— Угу. Мои родители очень религиозные и строгие. Я сделал то, что они сочли греховным, и так они наказали меня.
— Сколько тебе было лет?
— Четырнадцать
Её рука на мгновение сжалась на моих шрамах.
— Это жестокое обращение с детьми, Элайджа.
Я пожал плечами, и она вздохнула, прежде чем спросить:
— У тебя есть братья или сёстры?
— Нет. Был только я.
— Никто не замечал, что они делали с тобой? У тебя не было учителя, к которому ты мог бы обратиться или...
— Я ходил в школу для мальчиков, и она была такой же строго религиозной, как и мои родители. Там всё ещё использовали порку в качестве наказания в школе.
— Святое дерьмо, как такое вообще возможно? — прошептала она.
— Их закрыли несколько лет назад.
— Слава богу, — ответила она. — Твой отец часто бил тебя?
— Всякий раз, когда я делал что-то, что он или моя мать не одобряли или считали грехом. Им было трудно... угодить, так что меня часто наказывали. Хотя действительно сильный ущерб он причинил только однажды.
Мия молчала, и знал, она собирается спросить меня, что я сделал, хоть и обещала не интересоваться. Я не винил её, но не мог – не стал бы – говорить об этом с ней. Мое тело застыло, и я ждал, что она задаст вопрос, который снова выгонит меня из её постели.
— Мне так жаль, милый.
Я вздрогнул от неожиданности и уставился на Мию. Она смотрела на меня мягким взглядом, полным сострадания, и каждый мускул в моём теле снова напрягся, прежде чем расслабиться.
— То, что твои родители делали с тобой, ужасно и жестоко, и мне жаль, что тебе пришлось пройти через это в одиночестве. Мне жаль, что они причинили тебе такую боль.
Она прижалась поцелуем к моим губам, и я прислонил свой лоб к её, вдыхая её нежный запах.
— Всё было не так уж плохо.
— Не так уж?
— Я... это было ужасно.
Она обняла меня и крепко прижала к себе.
— Мне жаль, Элайджа.
Я уткнулся лицом ей в шею и глубоко вдохнул, прежде чем пробормотать:
— Я сбежал, когда мне было семнадцать, и с тех пор не разговаривал с ними. Они всё ещё живы, и мой отец ещё пастор, но это всё, что я знаю. Я не хочу иметь с ними ничего общего.
— Конечно, не хочешь.
— Я плохой сын.
— Нет, ты не плохой сын. — Мия обхватила моё лицо ладонями и пристально посмотрела на меня. — Это они плохие родители, Элайджа. Это им должно быть стыдно, а не тебе. За исключением убийства людей или животных, ничего из того, что ты мог сделать, не может быть достаточно плохим, чтобы оправдать такую жестокость. Ты слышишь меня?
— Я никого не убивал.
Она слегка улыбнулась и поцеловала меня.
— Я знаю. В твоём теле нет ни одной плохой косточки, Элайджа Томсон. Ты самый милый, самый нежный мужчина, которого я знаю, и я обожаю тебя. Ты же знаешь это, правда?
Я кивнул, и она ещё раз поцеловала меня, прежде чем положить голову мне на грудь.
Она не предлагала любовь, но этого достаточно. Когда она закончит со мной, когда захочет вернуться к тому, чтобы остаться просто друзьями, памяти об этом моменте будет достаточно.
Этого должно быть достаточно.
Глава 10
Мия
— Подожди, так ты говоришь, что всё ещё даешь Элайдже секс-уроки? — Изабель уставилась на меня поверх своей чашки кофе.
— Говори потише, — проворчала я, оглядываясь по сторонам в кофейне «Кружки».
— Это продолжается две недели, — сказала Изабель. — Раньше ты говорила, что он быстро учится. Ты врала? Насколько плох этот чувак в постели?