Пожароопасный период
Шрифт:
Как с краской у вас на пароходе? У нас туго. Но латаем и красим ржавчину, как можем. Суда старые, дряхлые. Ткни посильней в борт или надстройку, дырку сделаешь. Рискуем, мол, но работаем. Рядом вон новороссийский рыбак стоит. Они, новороссийцы, в прошлом году после гибели «Нахимова» в такой панике были, когда присмотрелись на чем они плавают: старые корыта.
На свое судно возвращаемся уже в сумерках. Огни порта, огни большого города. В портовых забегаловках – обшарпанных, грязных, кормятся местные работяги. Но на заборах и стенах размашистые, горделивые патриотические надписи на испанском о неприменном возвращении стране Мальвинских островов, отторгнутых от Аргентины английским флотом. Аргентинцы считают это
Пароход наш под погрузкой. Полным, как говорится, ходом она идет. Партиями подвозят бурильные трубы-макароны. Работы палубным кранам-стрелам по горло. Но весело трудятся местные работяги. С улыбкой встречает нас у трапа и охранник с огромным кольтом в кобуре у бедра. Вчера здесь произошла встреча с родственниками нашего пассажира Василия Гордеевича Гоцика, который прошел с нами все штормы, жару тропиков и холод кондишена, когда уж очень «старались» нас охладить в каютах механики.
– А постарели-то как!
– И ты, Василий, постарел.
Немудрено, встретились через тридцать два года разлуки. Василий и родился в Аргентине, вырос здесь, служил в аргентинской армии, оставаясь советским подданным. В 56 году, после «оттепели» хрущевской, уехал на родину отцов в Донецк. Работал там водителем, сварщиком. И вот обнимает сестер, брата, племяшей, уже не знающих русского языка. Наконец родственникам разрешили подняться на борт. Зашли в каюту Василия. С благодарностью жмут руки помполиту, доктору, мне. «Спасибо, привезли в целости, сохранности!» А Василий Гордеевич: «Обратно поеду домой только на этом судне, только с этим экипажем». Когда будет такая возможность? Месяца через три, не раньше.
Жизнь наша земная, а морская тем более, еще ой как не обустроена! Потому нет-нет да услышу жалобы на то-другое. Парни видят во мне представителя печати. Где-то что-то напишу! Может, что и изменится? Только моряков типа Крикова не так-то просто купить на красивые слова. «Вот опять, уверяю вас, прижмут, цикнут и все покатится по-старому с этой «гласностью!»
– Вот слушайте: и смешно и грешно! Стояли мы в Калининграде. Приехали из Питера жены на свидание. Много месяцев не виделись. Сидит один механик в каюте с женой. Привезла овощи, колбаску, бутылочку вина. Заходит первый помощник: «А вы, значит, спаиваете своего мужа? Мы тут боремся за дисциплину! А вы?» Наказание: лишить жены. В Выборге после этого случая жен просто на борт не пускали. Если хочешь повстречаться с супругой, пусть она берет номер в гостинице».
А вот другой «образ» жизни. Не для подражания, просто для информации. Доктор рассказывал:
– Стояли в Мексике, пришел камбузник с греческого парохода, приглашает к себе в гости. Он родился и вырос в России, служил в Советской Армии, потом вместе с матерью, по ее настоянию – хочу умереть на земле отцов! – уехал в Грецию. Трудно было первое время: полное незнание языка, порядки другие, все другое. Пошел на пароход, чтоб поплавать лет пять, подзаработать и открыть свое предпринимательство. Ну вот, идем мы в гости к камбузнику. На пароходе у них в это время была только вахта и капитан, который закрылся в своей каюте, повздорив с командой. В этот день и прилетел представитель фирмы, выдал всем по сто долларов на мелкие расходы, отпустил команду в город, посоветовав, где самые чистые девочки. Это у них в порядке вещей. А про капитана сказал, что, мол, фирма заменит его, коль команда им недовольна.
15
Много разных картин прошло перед глазами. Прежде всего, несмотря на зимнюю пору (какая зима в субтропиках!), в городе тепло, цветы благоухают, деревья кипят зеленью, правда, и здесь чувствуется увядание, пожухлость, летает паутина. В самом деле, июнь в Южном полушарии, что у нас декабрь. Много в Буэнос-Айресе памятников выдающимся людям государства – президентам, генералам, писателям, национальным героям. Никто их не трогает, не рушит, какие бы хозяева не пришли к власти, какой бы общественный порядок не воцарялся. Фотографиро- вались у памятника Тарасу Шевченко, возведенного на средства украинских эмигрантов. Величественна скульптура легендарного Дон Кихота, старинные здания парламента, президентского дворца. Запомнится ухоженность прудов и парков, стадионов и небольших спортплощадок, блеск фешенебельных кварталов и окраин победнее, где, например, расположена улица художников: яркие, расписные стены домов, балкончики, уличные выставки картин и тут же – творцы их с карандашами, кистями, мольбертами.
Несколько часов колесили мы по городу на автобусе фирмы, пока машина не остановилась в самом центре, в районе знаменитой улицы Флорида, нарядной, богатой, всегда праздничной. Обычными своими «тройками» разбрелись кто куда: кто в магазины, кто в кино, кто просто подышать городом, выпить чашечку кофе.
Другой день знаменуется на судне обеденной осадой. Постарались наши снабженцы, в первую очередь, старпом, а наши девчата – две Ирины, вместе с поварами, сварганили это знаменитое в Аргентине блюдо. Проще сказать, осада – это жареное мясо со специями, которое запивается красным вином, а поскольку мы «боремся», культфондовские деньги пошли на кока-колу и лимонад. Ну это так сказать, для простаков, нашлись у мужиков деньги на напитки покрепче, потому осада закончилась вечерним собранием. Жданов произнес речь «о недопустимом употреблении спиртных напитков членами экипажа». Правда, фамилий дипломатично не называл:
– На флот у нас не набирают, а отбирают из лучших, проверенных, так что хорошенько подумайте и сделайте выводы. Кому тяжело в долгом рейсе, может написать заявление, чтоб перевели на европейские линии, где рейс длится в пределах нескольких недель.
– Ну-ну, думаю, на прессу что ли работает первый. Гляжу на мужиков, смирные сидят, хитренько помалкивают.
Но вечером опять едем в город, теперь уже на дешевый базар, где «народные цены». Вчерашний наш водитель автобуса Омар весело крутит баранку и сегодня. У него две дочери школьного возраста, жена не работает. Живут в двухкомнатной квартире. Говорит, что его заработка вполне хватает для нормальной, приличной жизни.
И вот этот базар. Торговцев много, в основном, молоденькие девушки. И не дай бог ошибиться, назвать девушку синьорой, тут же поправит, кокетливо качая головой: «О, но! – синьорита!»
Часа полтора отпущено нам на беготню по базару. И вот уж совсем стемнело, улицы празднично расцветились огнями неона и фонарей, игрой и переливами реклам кинотеатров. В моей группе Леня Разводов и моторист ГЭС Анатолий Иванович Лукин, да еще Омар в нашу компанию вклинился: все же веселей и уютней.
Возвращаемся к автобусу, где почти все в сборе, нет только группы начальника рации. У него обе Ирины, забежали в какой-нибудь парфюмерный магазин, не оторвать. Ну эти женщины!
– Помню, стояли мы в Генуе, в Италии, – начинает Лукин, – зашли в один магазин, толчемся. Хватились, а одного нет. Ходим час, ходим два, ищем его. И разминуться-то сложно – береговой бульвар. Часа через четыре решили возвращаться на судно. Доложили мастеру. Он снарядил несколько групп «бойцов»: разыщите его хоть под землей! Идем той же дорогой, где гуляли днем, а нас атакуют девицы из каждого подъезда: «Пойдем со мной!» Тянут за руки. Говорю одной: «Ты такая красивая, а чем занимаешься? Просто жаль тебя!» Смеется. Понимает, не понимает, а смеется, тянет настойчиво: пойдем со мной!