Пожарский 1
Шрифт:
– Тринадцать! – радостно запищала Стешка.
– Ну вот, пошло дело! Теперь можно и отобедать.
– В «Три медведя» пойдём?
– А на другую не хочешь посмотреть? Там неподалёку «Птица Сирин», к примеру.
Мы неторопливо пошли на заслуженный отдых.
Со Стешкой мне неожиданно понравилось общаться – как с племяшкой, что ли. Я ведь, когда уходил, сыну едва десять исполнилось, а дочка даже чуть помладше Пахомовой внучки была. Умом я понимал, что они давно уж выросли, детей родили... а сердцем тосковал. И тут – Стеша, забавная и непосредственная, живая чистая душа.
– Дмитрий Михалыч,
– Заходи, место выбирай.
«Птица Сирин» оказалась кофейней. Супов здесь не предполагалось, зато выпечки всякой было навалом.
– Степанида, а как ты отнесёшься к замене супа на пирожки с мясом?
– Очень даже отнесусь! – бодро отрапортовала Стеша. – А это что за цветочки?
Что за цветочки, я и сам понимал не очень, и поэтому слегка улыбнулся буфетчице, выжидающей нашего решения по ту сторону витрины:
– Девушка, объясните, пожалуйста, моему лекарю, что это за дивные блюда. Мы купим всё, что Степанида выберет. И два чая с лимоном.
Подозреваю, что кроме кисловатого чая больше ничего я в себя впихнуть не смогу. Плющило меня здорово, ещё ядрёнее, чем вчера.
07. ТЕПЕРЬ ТЫ БОЕВОЙ
ИСПЫТАНИЯ
Неделя изнурительных тренировок с одной стороны здорово меня подкачала (если сравнивать с мизерным первоначальным уровнем), а с другой – разочаровала страшно. Я колол отвратительные уколы, от которых способность принимать пищу пропала совершенно, ругал своё истончившееся и одновременно съёжившееся ментальное поле, не способное сколько-нибудь эффективно канализовать пространственную ману, я сотни раз на дню падал и вставал... и всё зря. Несмотря на все старания, и даже на то, что в день испытаний я снова пришёл на тренировки, снова поставил этот омерзительный укол и четыре часа изводил себя надсадными усилиями, минимальные условия мне выполнить не удалось.
Декан Болеслав смотрел на свою измерительную установку, хмурясь и покусывая губу.
– За неделю на семёрку – это очень хороший показатель. Ёмкость, глянь, даже двадцать четыре. Но пропускная девятнадцать... – он покачал головой. – Не имею права.
На этот счёт у меня был последний козырь, который – может быть – сработает:
– Я имею право на полигонные пробы. Учитывая мой уровень, это не займёт много времени.
Болеслав усмехнулся:
– Ну, что ж, если у тебя получится меня удивить...
Мы прошли в павильон, за неделю ставший мне почти родным. Сколько, лаборант сказал, тут щиты выдерживают? До шестисот, кажется, одномоментно? А у меня в наличии двадцать четыре, ха! Интересно, лаборант сказал декану, что всю неделю я упражнялся исключительно с воздушными потоками?
Сказа-а-ал! Потому что Болеслав сходу поставил лёгонький щит от воздуха.
– Ну, давай!
Я слегка прищёлкнул пальцами и вытянул вперёд руку. Жест этот был совершенно бесполезный, пустой, но буквально вчера я подумал, что светить своим умением формировать заклинания исключительно мыслью не стоит. Сразу же спалят, что я – не просто Пожарский, а тот самый. А будет ли это полезно – писями на воде виляно.
В центре павильона сформировался маленький воздушный вихрь, плотнее, плотнее, почти жгут... Восемь единиц.
Жгут дёрнулся, хлестнул в сторону декана, с конца его пулей слетел маленький плотный снежок. Ещё три единицы.
Болеслав, конечно, показал себя молодцом: разом подобрался и поверх воздушного поставил кусок водяного щита.
Снежок ударился в щит и мгновенно испарился. А вот упакованный внутри него крохотный файербол – благополучно проскочил и противоводную защиту, и противовоздушную, и повис перед носом охреневшего декана. Три единицы шарик, три – скорость и пять – упаковка. Уложился и даже две оставил в резерве!
– Это ты как это? – Болеслав требовательно воззрился на меня.
– Семейная тайна, – скромно сказал я.
Декан усмехнулся и схлопнул файербол:
– Принят!
На лавочке рядом с музеем меня ждала Стеша, всю первую половину сегодняшнего дня снова отработавшая лекарем.
Стеша стеснялась откуда ни возьмись набежавших толп студентов, решивших подправить свою магическую форму перед началом учебного года, и, увидев возвращающегося меня, обрадовалась страшно.
– Ну что, Дмитрий Михалыч?! Перевели, куда вы хотели?
– Перевели, Стеша, – доволен я был, как сытый Бобик.
Она очень тихо, совсем шёпотом закричала:
– Ур-р-р-ра-а-а-а! – мелко и неслышно хлопая в ладоши. – Домой пойдём?! Праздновать?!
– Пожалуй, сегодня можно себе позволить. Если... дай-ка мне лечилку. Нет, две!
Убрать эту отвратительную дурноту. Спасибо, конечно, без инъекций я бы при всём желании вряд ли до девятнадцати за неделю дотянул, но насколько же тяжёлая гадость!
У меня, между прочим, осталось ещё две ампулы. Когда-нибудь я их использую, не пропадать же добру. Но не на этой неделе. Через месяц. Или через два, когда перестану передёргиваться при воспоминании об этом снадобье.
ЕСТЬ ПОВОД ПОРАДОВАТЬ СЕБЯ
О чём я ещё не сказал – новый управляющий развил небывалую кипучую деятельность вокруг (и внутри) особняка Пожарских. Повсюду толклись толпы людей, чем-то скоблили, мазали, тёрли, красили... На фасаде повисло несколько строительных люлек, рабочие отдирали негодную обветшалую отделку, и дом на время стал ещё страшнее, чем был. А внутри чем только отделочно-ремонтным не воняло, так что я покамест переехал в пустующую гостевую комнату во флигеле. Впрочем, для Пахома я оказался гостем необременительным. Настолько меня выматывали эти тренировки и побочные от них эффекты, что я с трудом добирался до гостевого диванчика и падал, как подрубленный. Есть вечерами я не мог вообще, хорошо если утром удавалось что-то перехватить.
На подходе к дому мне показалось, что дурнота снова накатывает, и я выпил ещё один лечебный бутылёк. Мир сделался ярким, аж глянцевым. Пожалуй, на сегодня исцелений точно хватит.
Не желая попадать под возможные капли краски, куски штукатурки и прочие радости, мы со Стешей зашли со стороны хозяйственных ворот, глядящих на переулок. А тут нас встречала целая делегация! Дядька Пахом, управляющий Фёдор и целая шеренга обслуги (да, Фёдор нанял слуг, хотя в точный состав штата я не вникал, да и, собственно, не собирался).