Пожарский 3
Шрифт:
Я начал формировать тонкий вихревой поток, собирая в него кружащиеся в воздухе отдельные снежинки. В самом основании вращающегося вихря материя скручивалась плотнее и превращалась, постепенно формируя прозрачно-голубоватый переливающийся бокал.
— Занятно ты заклинание растягиваешь, — похвалила бабушка.
— А теперь трансформация повыше порядком, — снежинки потекли в бокал прозрачными розовыми каплями. — Я надеюсь, ты не будешь против хорошего вина?
— Хочешь немножко согреть моё старое сердце? — усмехнулась Умила. — Давай тогда и себе.
Я сотворил себе порцию-дубль,
— Красиво, — оценила бабушка. — Догадываешься, зачем я пришла?
— Предупредить, что зима будет тяжёлой?
— Не только. Тебе кто сказал?
— Горыныч предположил, на основании косвенных данных. Слышали про вулкан.
— Молодец, Тишка, похвали его там от меня.
— Мы предполагали, что придёт год без лета.
— Семь.
— Семь лет?!
— Ну… До сих пор ведь извергается, мерзавец, — бабуля покачала бокал, любуясь игрой света в гранях и розовом вине. — Последние годы будут полегче, но первые три — лета не будет, не ждите. Слякоть, залётный снег, заморозки весь июнь и август, хмарь. И я, как ты понимаешь, не очень смогу помочь. Не тот это холод, которым я с лёгкостью управлять могу. Если только наоборот, сильнее заморозить…
— А ведь ты можешь помочь, бабуль. Я об этом думал, сам к тебе лететь хотел, да ты меня опередила.
Умила отпила из бокала и задумчиво поставила его на ледяной столик:
— Говори.
19. ЧТО ДЕЛАТЬ?
ПЛАНЫ ВЫЖИТЬ
— Скажи-ка, бабуль, не перевелись ли ещё воздушные элементали? Судя по северному сиянию, кое-кто у полюсов ещё играет?
— Ох, что ты задумал! — бабушка засмеялась. — Они ж вьюны, каких мало! Удержишь ли? Я остаться, чтоб приглядывать, не смогу, вокруг меня сразу холод концентрироваться начнёт, только хуже сделаем.
— Должен удержать. Но ты уж, со своей стороны, воспитательную беседу проведи, пожалей нас, убогих, а?
Умила засмеялась и приобняла меня, на мгновение превратившись из аватара зимы в добрую и уютную бабушку.
— Для кого ещё и стараться-то, как не для своих? Ладно уж, посмотрю по северам, подберу кого-нибудь посмышлёнее. К Масленице жди, буду. А ты постарайся к тому времени, побольше архимажеский порожек-то перерасти, а то расфыркается твой элементаль да умчит на свой полюс. Ну, спасибо за угощение. Прощевай, внучек.
— До свидания, бабуля.
«Ну, теперь у нас есть шанс пережить голод!» — Кузьма, скромно висевший на воротнике фибулой, принял человеческий вид:
— Однако, сильна бабуля! Глянь, какую красоту тебе оставила.
— Чего не вышел поздороваться-то?
— Да что-то я стесняюсь… И вообще… Вдруг возьмёт да передумает внуком меня звать?
— Да ну!
— Ну да. Детский комплекс у меня, можешь считать.
— Это что ещё за зверь?
— Ха! Модная штука…
Кузя в общих чертах рассказал мне про психологические заморочки. Что только люди на свою голову не придумают, скажу я вам.
— Мда-а-а, сынок. Комплексами маяться будем, когда от безделья ничего выдумать не сможем, кроме как в потолок плевать. Пошли, время уже. Даром ли бабуля про показатели намекнула. Маловато пока будет.
— Маловато, — согласился Кузьма. — Пошли.
По поводу подрастания в показателях, у меня были обширные, хоть и довольно прямолинейные планы. Понятное дело, что при наличии магини-целительницы Юли Ирину мы почти и беспокоить перестали, однако мелькавшие на хозяйственном дворе весёлые бабёнки очень быстро прознали от прислуги и Ириных помощниц, что жена главного управляющего — как раз по женской части докторша, и потянулись к ней длинным поездом. Естественно, как только началось вокруг неё движение, слухи поползли и начали шириться. Мы быстренько определили под больничку один из флигелей, перетащили порталом из московского дома оборудование, и дело пошло.
Денег я брать не велел, и люди постепенно осмелели. Не разбираясь в тонкостях медицинских специальностей, в больничку шли все подряд и со всякими недугами. Мы с Кузьмой принимали самых сложных, по сложившейся схеме изымая у них зародыши смерти. Юля тоже помогала, классическим целительством — иначе просто так сидеть — со скуки же помрёшь! Кого сама подлечивала, кому лечилки прописывала. Алхимическая лаборатория-то у нас на что?
Аристине одной, правда, тяжеловато было, так к ней в помощники каждый день после обеда перс начал ходить. Просился он и ко мне медбратом, но я пока не очень хотел показывать, чем мы тут с Кузьмой занимаемся. Вот подрасту до крепкого архимага — тогда может быть.
В общем, все были при деле, и прямо сейчас мы с Кузей как раз шли на приём в больничку. Самых красавцев исцелять.
Вопрос переполнения энергией смерти тоже решился как-то сам собой. Наполнив внутренний накопитель мёртвой энергии до краёв, Кузьма отправлялся в зерно- и прочие продуктохранилища, где устраивал охоту на грызунов-вредителей, которых по причине окрестной скудности, что ли, всё прибывало и прибывало.
— Не успею вычистить, глядь — новые бегут. Я уж думаю, не маяк ли у них на наши хранилища наведённый? — рассуждал Кузя по дороге.
— Запросто и маяк может быть. Можем отвод поставить, но ведь побегут тогда эти твари по окрестным деревушкам, вышелушат мужичкам всю округу. А людишки у нас и так впритык живут.
— Не-е, не надо отводить! — отказался Кузьма. — Все в одну точку тянутся — вот и славно, мне меньше голову ломать, куда мёртвую энергию сбрасывать. Не знаю, чего уж хотел тот недоброжелатель, который эту напасть организовал, но вышло наоборот — нам же лучше.
— Ну, смотри. Если что — мне или Горынычу сразу сигналь.
— Ага, — Кузьма дёрнул ручку флигеля, и мы вошли в сени в клубах морозного пара.
А сени оказались полны народу! И дальше, через незакрытые двери во внутренние помещения, виднелись группы теснящихся людей, скособоченных, замотанных какими-то тряпками, стонущих…
— Вот это сюрприз! — громогласно воскликнул Кузя. — Аль война началась и раненых везут, а нам не сказали?!
— Не гони, отец родной! — завыла, падая, какая-то баба. Дальнейшие её слова потонули в общем хоре многоголосых причитаний.