Пожарский 3
Шрифт:
— А клыки — это побочный эффект? — спросил Матвей, и это неожиданно выдернуло всех нас из состояния тягостной тоски.
— Почему эффект? — ухмыльнулся Токомерий-Влад. — Кровь брать удобно, чтоб с расспросами не маяться. Я ж зооморф! В любого зверя могу оборотиться, хоть полностью, хоть частично, что ж я — клыки себе удобные не отращу?
— Ну, за зоотрасформацию! — тут же предложил Горыныч.
Выпили, уже звонко чокаясь бокалами.
— Между прочим, — снова сказал Матвей, — феномен дознания через кровь — явление своего рода аномальное.
Мы немного пообсуждали тему и пришли к умозаключению, что для успеха надо было-таки умереть и испробовать крови в состоянии бесплотного духа, приобрести свойство читать воспоминания, а потом — вернуться.
— Сложноватая процедура, — резюмировал Горыныч. — Да и с возвращением никаких гарантий. Не думаю, что очередь из желающих стать подопытными выстроится.
— Ну, за науку, — предложил Токомерий, наполняя наши бокалы…
В общем, посидели душевно, даже, вроде, песни пели.
НА ТРЕЗВУЮ ГОЛОВУ
Наутро я застал в кабинете Кузьму и Горыныча, в глубокой задумчивости перечитывающих протоколы допроса, один — первую тетрадь, другой — вторую.
— А меня, я так понимаю, вы будить не стали, чтоб не делиться?
— Да почему? Держи, бать, — Кузьма протянул мне свою тетрадку. — Я уж обе перечитал.
— А Токомерий где?
— К себе помчал, — погружённый в свои страницы, пробормотал Горыныч. — Распоряжения по домам для Ипатьевой кондотты раздавать… — он захлопнул свою тетрадь и потряс ей в мою сторону: — Давай поменяемся, а? тебе всё равно с чего начинать, а я эту уже перечитал.
— Давай, — я сменил один талмуд на другой, полистал… отложил на столик. — Я вам, други, и без перечитывания скажу, что меня вчера больше всего насторожило.
— Что оловянщики тебя со свету сжить хотят? — насупился Горыныч.
— Да ну! Тоже мне, новость! Мы с вами это сколько раз уж предполагали. Ну, получили ещё одно верное подтверждение. А вот царевич…
Оба моих собеседника тут же признали, что рассуждения о предполагаемых действиях царевича им тоже показались странными. С чего бы будущему русскому царю столь открыто под альвийскую дудку скакать?
— Помяните моё слово, — покачал головой я, — не зря оловянные вокруг него крутились, раз теперь так уверенно рассчитывают на царевичеву покладистость. И нечто такое в памяти альва-стрелка промелькивало, что, вроде бы, и впрямую не подтверждало, но заставляло усомниться в разумности и самостоятельности Дмитрия.
И тут пришёл Матвей. На двух ногах пришёл, необычным способом. Нет, я знал, что он так может, но выглядело… пугающе. Экстраординарным явлением мы были обязаны газетам, которые сердитый Матвей нёс в передних лапах:
— Вы только почитайте, чем нас сегодня будущий царь-батюшка порадовал!
— А он нашёлся? — удивился я.
— Явился не запылился, — гневно вывалил пачку газет на стол Матвей. — На Волоколамском тракте разбил свой временный лагерь. Воззвание, вишь, состряпал!
Газет было много и разных, но открывались они сегодня все одинаково. Каждому из нас хватило, чтобы развернуть первую страницу, на которой крупным шрифтом было распечатало очередное псевдо-отеческое обращение будущего царя к своему народу.
— Он с ума сошёл, что ли? — первым отложил свой номер Кузьма. — Это что? Реально — официальное заявление?
Дмитрий-царевич сурово журил старшие кланы, которые не смогли удержаться от междоусобной вражды и повергли государство Русское в пучину распрей и дрязг. Столица пришла в запустение… Ну, в принципе, всё как бы верно, и хотелось бы как-то положить этому конец, но то, что задумал престолонаследник…
— Призвать для усмирения буйных родов миротворческий контингент Европейской Коалиции??? — растерянно спросил у газеты Горыныч. — Это вообще царевич ли? Или альв под его личиной?! — Змей соскочил, швырнул на кресло газету и забегал по кабинету, сердито матерясь на разных языках.
А что тут скажешь?
Всё утро я терзался сомнениями. Стоит ли с кем-то делиться своими соображениями? Если поразмыслить, в отделах аналитики и безопасности кланов не дураки сидят. Да и не будет ли от подобных озвученных идей хуже маленькому, едва начавшему утверждаться на ногах роду Пожарских? Сотню раз прокрутив соображения так и эдак, решил аккуратно поделиться соображениями с Муромскими, тем более, что они были названы альвом Генрихом Арвудом в числе родов, категорически отказавшихся налаживать контакты с Оловянными Островами. В итоге черкнул к Илюхе письмо. Мол, сведения есть, что с царевичем что-то не то, но сведения невнятные. И хорошо бы это как-то проверить, прежде чем на царство его садить.
Отправил нарочным отрядом кхитайцев. Кузьма с этого дня категорически меня покидать отказывался. Подозреваю, что и за меня боялся, и за себя. Кому охота одному на свете остаться?
Илья прислал сдержанный ответ, мол: «вопрос в работе». Что ж, посмотрим.
БУРЛЕНИЕ
В ближайшие дни вокруг Москвы развилась необычная для этого времени года активность.
Раз уж Кузьма неотступно оберегал мою тушку, Змей перекинулся дятлом (не спрашивайте меня, почему именно дятлом) и полетел в сторону Волоколамского тракта. Отсутствовал он пару дней, мы уж беспокоиться начали.
— Место выбрали грамотно, — рассказывал Змей, воздавая должное Осьмушиной стряпне, — чуть в стороне от дороги, на высоком холме, при слиянии реки Сходни с Москвой-рекой. Сходня там петлю делает, получается, что с трёх сторон обрыв, а с четвёртой уже успели земляной вал насыпать, окопы нарыть и деревянные укрепления нагородить. На самом холме уже крепостицу девевянную возвели, вроде острожка, и вокруг палаток множество. Судя по ямам в земле, роют и погреба. Людишки в окрестных деревнях забеспокоились, что срубами дело не ограничится, припасы прячут, я даже в лесу нычки видел.