Пожарский 4
Шрифт:
Кузьма обернулся малой стальной мошкой и слетал, послушал. Изрядная картина нарисовалась! Мои старые друзья посчитали, что мытьём Русь-матушка не вразумляется, и решили действовать катаньем, для чего последовательно являлись в города и городишки, выступая с речью скорее угрожающей, нежели пламенной, и образно обещаясь, если слушатели в толк не войдут и не встанут за единого царя, явиться повторно и причинить всем такое лютое внушение, после которого всё прежде пережитое им медовыми пряниками покажется. Из общего ряда выделялась Яга, которая без затей обещала, что у всех неслухов почернеют
Днём явки было назначено сегодняшнее число, а кандидатурой царя объявлен я.
— Толково придумано! — возмутился я на весь кабинет. — А меня спросить, например? Хочу я на свою шею этакое ярмо вешать?
— Видать, от судьбы не уйдёшь, бать, — Кузя, к моему возмущению, сразу поддержал моих дружбанов. — Да я и сам хотел к тебе с тем же идти.
Он подошёл к окну и уставился на наполненную народом площадь, а потом эпически воздел руки, сразу напомнив мне ту первую Горушеву композицию «Минин превращается в меч, а Пожарский не может проснуться на лекцию», которая до сих пор украшает угол моей спальни:
— Ты посмотри на них! Натуральные ведь бараны! Бойня близко, а они всё за первенство в стаде бодаются.
— Ой, давай вот без аллегорий! А то начнётся сейчас: стадо, пастухи, волки…
— И ягнята, — Кузя, проигнорировав мои слова, ткнул за окно пальцем. — Ягнят жальче всех. Маленькие, бестолковые…
Я подошёл к окну, посмотрел на кучки испуганных, растерянно озирающихся детей. Тяжко вздохнул. Ядрёна-Матрёна! Царской шапки мне только не хватало! А что делать?..
Долго бы я ещё сомневался, если бы прямо под окнами из очередного портала не выскочил Илюха собственной персоной!
22. ЗНАЧИТ, ВОЙНА
МУРОМСКИЕ
— Илья! Илья! — заорали мы с Кузьмой и прыгнули порталом во двор.
Илюха выглядел… повзрослевшим. Черты лица сделались как будто более рублеными, он совершенно точно поширел в плечах и как будто прибавил в росте.
— Илюха! — я с радостью обнял друга. — Ты куда пропал?! Мы тебя обыскались.
— Здорово, князюшко! Расскажу вам историю поучительную, — Илья от души пожал Кузьме руку, но тот только усмехнулся и ответил, осторожно показав свою силу. — Ох, и силён же у тебя мелкий! — уважительно отступился Илюха.
— Так что история?
— Ну, так вот. После первой бомбёжки, — Муромец слегка нахмурился и тряхнул головой, — может, ты в курсе…
— Мы соболезнуем, братишка. И что тебя от места главы рода отодвинули, я в курсе.
— Да уж, дядюшка, вроде бы, из добрых побуждений. Только вот учить меня на главу, как изначально не помню уж кто предложил, никто и не собирался. Советчики набежали, с десятком мнений, как лучше и красивше всё устроить. Туда нельзя, сюда нельзя, на совете показываться не стоит, чтобы, понимаешь ли, не смущать младшие рода…
— Хреновое дело.
— Ага. Посмотрел я, к чему клонится, да, пока у меня батины ключи не отобрали, пришёл в схрон, чоботки надел да палицу прихватил.
— Как тебя охрана-то пропустила? Или пробился?
— Так я не один пришёл. С дядькой, воспитателем. И нач-охраны с дюжиной бойцов тоже со мной ушёл.
— И куда?
— В сельцо родовое поехали. Карачарово сельцо маленькое, там и не живёт почти никто, от тракта далековато, земля там так себе… Что-то думал-думал я, да и надумал, что надо бы в такое место наведаться. Мало ли что ещё с древних лет позаброшено…
— И нашёл?
— Прикинь! — Илюха полез за пазуху, во внутренний карман, и достал тёмный металлический кругляш, похожий на небольшую печенюшку.
— Ух ты! Железный хлеб! Вещь древняя! Я уж не думал такой встретить.
— Как нашёл скажу — не поверите.
— Ну?
— По подполу впотёмках шарился, а он возьми к чоботу да примагниться!
— Ловко!
— Я, конечно, подобрал. Крутил-крутил. Дядька говорит: «Заготовка негодная или свинчатка потерянная», — но я-то вижу, что готовая вещь. Чую! Артефакт! Помыл, почистил, сижу — то ли ко лбу приложить, то ли… — Илюха махнул рукой. — Три недели на печи лежал, сомненьями мучился. Сказки аж начал перечитывать. Дошёл до места, где Иван-царевич в путь собрался. И идти ему, покуда три пары железных сапог не стопчет, три железных посоха не сотрёт и три железных хлеба не сгрызёт. Думаю: а ведь у меня полный комплект! Чоботы в наличии, посох тоже, а вот он — хлеб! Только что делать с железякой-то? И тут как стрельнуло мне: вот же, инструкция! Чё тупим?! Грызи, Илюша!
— Красавец! — не удержался я.
— А то! Измерителя у меня не было, но с этим хлебушком в зубах, да в чоботах, посохом помахивая, я на такие выкрутасы способен стал, на какие раньше и замахнуться не мог. Говорю своим: «Ну что, ребятушки, а теперь двинем обратно, родственничков заблудших вразумлять. Думал, тяжко придётся, а на пороге с Тихон Михалычем лоб в лоб столкнулся. 'Здорово, — говорю, — дядя Змей! Какими судьбами?» Ну и… Выступили мы, в общем, единым фронтом.
— А он-то мне ни слова не сказал, прохиндей!
— Зато нам диво дивное сказал, — Илья посмотрел с подковыркой, — что не тот ты Пожарский, как мы думали.
Я развёл руками:
— Ну, извини. Какой уж есть. Надеюсь, это нашей дружбе не помешает?
— Да что ты! Для меня честь…
— Брось, Илюха. По-братски прошу, я ж не дед!
Илья засмеялся:
— Как скажешь! Мне всё одно и верится, и не верится.
— Да и ладно. Может, оно к лучшему. А скажи-ка мне, братец, Анечка-то Белова где?
Илья прищурился хитрее прежнего:
— А нету Анечки Беловой.
— Да не может быть! — воскликнул Кузьма. — В бомбёжку потеряли?
— Да ну, — отверг я эту версию. Уж больно у Илюхи морда была для такого случая не подходяще-довольная. — Просто не Белова она теперь. Верно, Илья?
— Не проведёшь тебя! Верно.
— Муромская? Тебя поздравлять иль жалеть?
— Поздравлять, — Илья расплылся. — Ток мы пока без торжеств, по-военному.
— Как же наша недотрога согласилась?
— Да видите какое дело, братцы… Нас в бомбёжку завалило с ней. Я над Анютой шесть часов на руках стол, спиной завал держал, чтоб её не задавило. Ну и после того… по-другому она на меня смотреть стала. А я на неё. И в Карачарово она вместе со мной сбежала.