Пожарский 4
Шрифт:
НИЧЕГО САМО СОБОЙ НЕ РЕШИТСЯ
Ольхон, четыре недели спустя
Ярена сидела в выделенных ей покоях. За прошедший месяц энергетические потоки стабилизировались, и живые энергии начали постепенно перевешивать мёртвые. Звучит утешительно, но выглядела магиня до сих пор страшно. Процесс, начавшись, двигался постепенно, по капле вытесняя смерть и черноту. Сперва посветлели кончики пальцев на левой руке, потом вся кисть. «Живое» поднялось к локтю, потом к плечу и наконец начало отвоёвывать тело. Сейчас левая половина лица Ярены
Эффект получился крайне отталкивающий, и Кош, оберегая подругу от неприятных взглядов и вскриков, перекрыл возможность для кого бы то ни было кроме себя посещать закрытую зону. Никто сюда не входил даже для уборки, только Кош самолично доставлял болящей вспомогательные эликсиры. В остальном требовалось лишь ждать. Вот она и ждала, наблюдая за событиями в большой, в полстола, серебряный поднос, по которому каталось сразу четыре наливных яблочка (личная Яренина разработка широкополосного маговещания).
Сегодня кроме Коша был спешно вызван и Горыныч, по личной просьбе пациентки.
— Новости видели? — вместо приветствий спросила Ярена, не отрываясь от своего экрана. Голос у неё до сих пор был хриплый, каркающий. — Поглядите. Ничего не напоминает?
Мужчины подошли к столу и остановились по обе стороны от подруги.
— И Кремль, что характерно, снова горит, — Ярена ткнула пальцем. — Я уж думала, гореть там нечему. Ан, нет, нашли и зажгли! Полагаю, в глазах европейского сообщества это должно выглядеть символично!
Кош и Горыныч угрюмо молчали.
— По сути, от центра остались только Академия и Башня Четырёх Стихий — исключительно благодаря древней защите. В Башню они не войдут, там личный доступ нужен. А в Академию — пожалуйста! — Ярена сместила фокус.
Сейчас совершенно чётко стало понятно, где проходит граница древних охранных заклинаний, потому что всё, что вне её, превратилось в серо-бурое крошево. И прямо в эту минуту в ворота академии входили пешие отряды соединённых европейских войск, щедро разбрасывающие вокруг магостатические гранаты — на случай последних затаившихся магов. Да, они оставили за забором свою технику. Но Академия пала.
Кош отчётливо скрипнул зубами.
— В прошлый раз мы с вами просохатили, — хрипло выплюнула Яга, — и сейчас опять просидим?
— А-а-а! — махнул рукой Змей. — Ты же его знаешь! Лишь бы чё-нибудь исследовать! Эксперименты-шмексперименты свои ставить. А править — это ж какая нагрузка, а?! На науку места ваашпе не останется! Он в тот раз ловко вывернулся, лишь бы в свою лабораторию слинять, и сейчас затихарится, зуб даю!
— Зуб он даёт! — фыркнула Яга.
— И тем не менее, — Кощей отошёл от стола и уселся в кресло, — Я согласен с Тихоном. Дмитрий не станет нас слушать. Что бы мы ни говорили — скажет: без меня желающих очередь в шесть рядов до горизонта стоит. В отказ уходить он мастер.
— А мы скажем ему, что будет, — Змей быстро глянул на одного, на другого. — Из этой же очереди альвы кандидатов надёргают да на мелкие престолы насадят. Вместо Царства Русского снова лоскутное одеяло станет!
— Да понимает он, — уныло проскрипел Кощей. — Но воевать со всеми княжествами да землячествами, чтоб подмять под себя и заставить подчиняться, не захочет. Да и слушать нас не захочет.
— А почему, собственно, нас?! — Ярена отвернулась от стола и поочерёдно вперила взгляд в друзей. — Пусть эти все и просят, которые в разные стороны растащились. Не могут сами в кучу собраться — так пусть поклонятся, чтоб он их собрал!
— И чего это они вдруг просить придут? — подозрительно нахмурился Горыныч.
— Да потому что ты им живительного пинка под сраки выпишешь! — не выдержала Ярена. — И я. И Кош!
— Пошлёт он лесом тех просителей, — настырно пробубнил Кощей.
Яга сплела на груди чёрную и белую руки:
— Вы что, мальчики, сказки забыли? Малых детушек вперёд ставить надобно! У Димки сердце мягкое. Как увидит он деток плачущих, так и дрогнет. Поэтому подняли свои старые тушки и решаем: кто куда направится.
— Яренушка, я бы всё же настаивал на соблюдении палатно-капсульного режима… — начал Кош.
— В жопу твой режим! — огрызнулась Яга. — Скоро страны моей не останется, а я тут буду травками обкладываться! Так. Я лично для начала возьму на себя Болотниковских. Эти больно борзые, их шугануть надо как следует. Да и Малороссию встряхнуть надо, ошалели там совсем от своей вольницы.
— И объявить всем, наконец, кто здесь настоящий ближний к трону Рюрикович, — хлопнул в ладоши Горыныч. — Против такой козырной карты ни один род слова вякнуть не посмеет! А будут возбухать — мы бабулю Умилу попросим за внучка слово сказать. Я для начала в Тулу пойду, а потом по порядку, через восток в обход Москвы.
— Н-ну, что ж, — Кош потянулся, хрустнув пальцами. — Тогда я, пожалуй, прогуляюсь на север.
Когда кхитайские дежурные вместо очередных бегунков привели ко мне первых просителей из числа казачества, с выпученными глазами умолявших «не погубить», «принять под свою руку» и «пожалеть малых детушек» (детушки были предъявлены в убедительном количестве), я сразу заподозрил, что происходит что-то не то. Как минимум, зверские рожи представителей в два счёта могли бы обставить по силе воздействия незабвенного Соловья-разбойника.
Мучаясь смутными сомнениями, я отправил группу в приёмник для бегунков. Там было тепло и чисто, пускай посидят, покуда мои подозрения не оформятся в конкретные соображения.
Но через час явилась ещё одна делегация. В ней, между прочим, кроме казаков и крестьян, были совершенно ошалелые бояре!
Спустя четверть часа привалили ещё, после чего посольства от городов и весей посыпались как из мешка и начали прибывать парами и тройками. Вскоре приёмник наполнился, и первых, отогретых, пришлось вывести на двор, где они толпились кучками и обменивались новостями.