Пожиратель нечистот
Шрифт:
– У меня есть дар, и я могу пользоваться им во благо общества. Ведь я не социопат, меня обманули, заставили.
– Кто же тебя шаштавил? – Илья усмехнулся и подобрал телефон.
– Ты не поверишь. Илья, я могу лишь тебе показать. Подумай, избавившись от демона, я стану охотником на маньяков. Я знаю, я много думал об этом. Чую их вонь на расстоянии. Клин клином, как говорится, вышибают. Помоги мне, и я помогу тебе. Я же вижу: ты так же, как и я, хочешь, чтобы все они сдохли. Не были заперты в жёлтых стенах психушки и не гнили в бессрочном заключении в камерах "Белого лебедя", а были стёрты с лица земли. Навсегда. Ты, законник, этого не можешь сделать сам, даже если бы и захотел. Другое дело я: мне это вполне по силам, надо лишь освободиться.
– Заткнись, твою мать, заткнись! Иначе, клянусь, убью! Убью! – Гришина всего трясло, он кричал сквозь зубы. Этот урод умел читать мысли. Он смог проникнуть в сокровенное и Илье стало страшно. Злость прогнала минутную шепелявость, но со страхом совладать не сумела. Он боялся себя, боялся поддаться на уговоры и быть обманутым, боялся, что ему искренне предлагают выход, боялся ошибиться и оказаться правым.
– Не стоит так переживать. Ты же знаешь, я не вру.
– Прекрати мне внушать. Последний раз предупреждаю – застрелю.
– Талантами гипнотизёра не обладаю. Извини. А вот тебя мне послало само провидение. Здесь недалеко есть дом, где всё приготовлено для обряда. Ты можешь присутствовать. Я никуда не убегу. Во всяком случае, с таким ранением мне далеко не уйти. Посмотришь, а потом сам решишь.
– Нет. Я сейчас позвоню, и за нами приедут.
– Сам ведь потом жалеть будешь. Позвони лучше тому, кому доверяешь. Вот мой паспорт. – Игорь достал книжечку, удостоверяющую его личность и кинул Гришину, а вдогонку бросил и своё служебное удостоверение, чтобы уж никаких сомнений не осталось. – Видишь, там моя фамилия, адрес прописки. Всё честно. Продиктуй мои данные своим друзьям из МВД, укажи место нашего нахождения и скажи, что, если не перезвонишь через два часа, чтобы они подавали меня в розыск. Я ранен, засвечен. Надо очень постараться чтобы, в случае чего, меня не поймать. А?
Гришин задумался. Хорошее предложение. В самом деле, этот Игорь Марков может меня обмануть и убежать, но теперь, куда же он может деться? Правда, я могу поплатиться за доверчивость жизнью. Но что, если он говорит правду? Это дело и вправду имеет привкус чертовщинки. Да и сенсопатные таланты у него настоящие. Что ж рискнём. Подстрахуемся, как можем, и рискнём.
Илья набрал номер своего коллеги по работе, ближайшего друга Феди Лунёва. Вкратце обрисовал ситуацию, заставил его всё тщательно записать, взял слово начать действовать не раньше, чем через два часа, и только если он не позвонит раньше, и, не слушая тревожные возгласы, отключился, не забыв перевести мобильник на беззвучный режим.
К избе освобождённого от наручников маньяка он вёл под конвоем. Игорь хромал впереди, а Гришин с пистолетом, нацеленным ему между лопаток, размеренно двигался в трёх метрах позади. Дошли быстро и пяти минут не понадобилось. Домик врос по окна в землю. Кривой, неказистый сарай, в таком и дождь-то пережидать западло, не то, что жить. Правда, свет в избушке был. Благородства убогому инвентарю внутреннего убранства дома загоревшаяся жёлтой грушей пыльная лампочка не прибавила, лишь точнее высветила застарелую нищету. Одна комната, печка голландка, кровать, покосившейся стол, табурет, белый стул с высокой плетёной спинкой, полка со щербатой грязной посудишкой. И главное – два одинаковых зеркала высотой в человеческий рост, в тяжёлых чёрных рамах. Антикварные зеркала, что было видно по тщательно продуманным деталям орнамента и синеватом отпечатке времени на самих зеркалах – особенно в углах, стояли друг напротив друга, отражая повторяющуюся бесконечность заключённую в отражениях беспредельных коридоров. И по всей избе, на полу, подоконнике, полке, столе стояли свечи белого воска.
– Убедился? – Игорь обвёл взглядом комнату, указывая на то, что он не врал про ритуал. – Теперь оставь меня одного. Можешь дежурить под окнами. Второго выхода отсюда нет. Даже можешь подпереть входную дверь. Бежать некуда.
– Посмотрим.
– Делай что хочешь, но лучше не подсматривай. Я сам не знаю, чем это может мне или тебе грозит, но чувствую будет правильно, если я встречусь с демоном один на один. Дверь ты завалишь, погреба здесь нет, – можешь убедиться, – а в единственное окошко я при всём желании не пролезу.
Гришин, не выпуская из рук оружия, обошёл избу, заглянул во все углы, проверил стены, пол, потолок, убедился, что просто так сдриснуть из развалюхи не удастся. Пока он обшаривал всё кругом на предмет тайников, Игорь присел на единственный стул, вплотную придвинув его к зеркалам.
– Я ухожу, буду ждать во дворе. Дверь я подопру. Станет плохо – кричи, я услышу. И не думай со мной играть. В тёмную избу я не войду и пока не увижу тебя сидящем напротив двери – тоже. Усвоил?
Игорь ничего не ответил: пуля прошла навылет, прошив икру насквозь, повязка из разорванного надвое рукава его рубашки, наложенная им ещё там, на месте драки, после того как мент ему поверил, теперь больше давила, чем помогала и облегчала боль. Вообще нога дёргала, горела, отекала воспалением. Нужно было спешить. Следователь ушёл, оставив его одного. Послышался шум – это, значит, следак завалил дверь, запер его. Игорь встал, щёлкнул крышкой зажигалки; появился синий язычок газового пламени. По очереди зажёг свечи, выключил верхний электрический свет, сел, постарался сосредоточиться.
Рана мешала, отвлекала на себя внимание. Желание освободиться оказывается выше. Он успокаивается: боль на облаке уплывает из тела под потолок избушки и там застывает коричневой, ворчащей дождевой тучкой. Впрочем, Марков сразу забывает о ней. Встав между зеркалами, всматривается в отражения себя, убегающие в тёмную бесконечность. Пляшут язычки кошачьих зрачков свечных огоньков, множатся в зеркалах, играют, тают. Рот Игоря открывается и закрывается сам собой. Что-то начинает происходить. Раздаётся подвывающий оперным ветром чистый голос, выходящий из нутра Игоря, но ему не принадлежащий, он высок и глубок, как у розовощёкого юнца девственника, и мрачен, как у столетней старухи – потомственной ведьмы. Окончания слов тонут в лёгкой вибрации хрипотцы. Игорь напевно выдыхает:
Свеча горит, смерть призывает
Одно мгновенье в сорока
Ворота скрежет открывает
Петля хватает дурака
В гробу мертвец глаза откроет
Рога покажет хитрый чёрт
Под окнами волчок завоет
И прежний будет утром мёртв
Заклинание, самосотворённое волей самодеятельного мага, действует. Желание выше возможностей. Талант побеждает невежество смерти. Отражения в зеркалах потеряли глубину, огни свечей погасли, силуэты Игоря уплотнились, соединившись в два целых двойника, плывущих в непроглядной темноте впереди и сзади, в двух параллельных зеркалах. Игорь не увидел, а скорее почувствовал, как его отражение, в зеркале, стоявшем позади, больше не отражало спину, оно, повернувшись лицом, уставилось ему в затылок. Марков развернулся и оказался нос к носу с отражением перевёртышем. Теперь и отражение в первом зеркале взбунтовалось, не захотев слепо следовать за движениями хозяина и покорно отражать его спину, оно осталось на месте без движения. Произошло разделение на фальшивое и настоящее. Только вот, где какое? Понять было нельзя.
Игорь, встал боком между двух зеркал, повернувшись лицом к слепому грязному оконцу. Отражения в зеркалах не сдвинулись ни на сантиметр, продолжали стоять друг напротив друга и переглядываться. Больше они не повторяли движения Маркова. В границах зеркальных рамок распускались цветы тьмы, отражения утонули во мраке и поверхности зеркал, очистившись от отражений, окончательно потемнели. Они больше ничего не отражали, став бездонными ямами, в которые легко угодить, но невозможно выбраться. Безразмерные мешки, готовые вместить, вобрать, всосать, впотеть весь мир.