Пожиратель Пространства

– Бой, слушай сюда… А не смотаться ли нам на ярмарку? – говорит мне Бабуля, как только я возникаю в проёме входа её роскошной спальной берлоги.

Моя непосредственная начальница лично соорудила это уютное гнёздышко, по своему вкусу обустроив кают—компанию торгово—представительского модуля. ТПМ – бывший военный космобот, переоборудованный нами в центр управления автоматическими грузовыми модулями.

Надо ведь где—то обитать во время планетарных высадок.

– Глядишь, чего—нибудь дефицитного пр—рикупим! – добавляет Ба.

Вот так всегда. Стоит в её мохнатую башку взбрести какой—нибудь очередной гениальной идейке, и Бабуле неотложно требуюсь я. В качестве преданного и восхищённого поклонника—ценителя. И попробуй слово поперёк вставить!

Я как—то намекнул, так она, зар—раза, меня в Судовую Роль носом ткнула. В Роли же, ясный пень, записано светлым по тёмному: «Убойко С.Т., служебные функции – помощник суперкарго и т. д.»

С обязанностями субкарго – всё чётко и ясно, службу знаю назубок и тяну исправно. А в это самое «итэдэ» можно засунуть, при желании, всё что хочешь! Даже почёсывание лохматой зеленовато—рыжей спины.

За то, что ткнула, я тогда не обиделся, нет. Оскорбился на неё за то, что злорадно прокомментировала: «И к тому же, сынок, глянь—ка на номер, под которым ты значиссся в списке долевого участия в прибылях! Сколько, значит—ца, из пятидесяти пяти равных долей перепадает лично тебе?!»

Вот зачем, спрашивается, ниже пояса лупить—то?.. Будто я сам не знаю, что лично мне перепадает всего—навсего пять долей и значусссь я – шестым. «Шестёрка», выходит. Ну и ладно, ну и пусть. При выдающихся деятелях и деятельницах завсегда секретари, референты, ученики состоять должны. Не то какой же это мастер, без подмастерья! Под командованием настоящих профессионалов отчего бы и не послужить…

Не лень же ей, старой ехидине, постигать смысл наших, человеческих, идиом! Вот ведь натура у бабки вредная! Впрочем, если б эта иномирянка не въедалась во всякие этакие нюансики и детальки бытия, с виду лишние, то наверняка сейчас торчала бы под гнилой корягой. В глубокой и безнадёжной заднице, на своей родной планете с эпическим названием Бескрайний Лес.

Это точно. Оставалась бы дома, старея и неотвратимо покрываясь (это мы, человеки, седеем, а они – наоборот) чёрным волосом, развешивая тяжёлые оплеухи внучкам и правнучкам. Копошилась бы в лесной чащобе, тоскливо прислушиваясь к завыванию ветра в кронах деревьев, вольного ветра, зовущего в дорогу… Ветеранка, пережившая собственное поколение, неостановимо чернеющая красотка косолапая.

Не—е, я вообще—то Ррри люблю! Обожаю, можно сказать. И неустанно, с энтузиазмом черпаю бесценные примеры из сокровищницы её векового торгового опыта. А то, что на неё ворчу, бывает, так не со зла же. Это от восхищения. Спрашивается, что бы мы все, и я персонально, нынче без неё делали—то?!! Ответ однозначный: лапы сосали, перебиваясь случайными фрахтами в ожидании нового экономического подъёма.

Как и она – без нас ничем путным не занималась бы… Хотя нет, старая проныр—ра своего не упустила бы, при любых раскладах. Даже на Бескрайнем Лесу под корягой.

Похоже, и сейчас не собирается. В долевом списке она третьей значится, огребает куда больше моего, аж восемь долей. Хотя, конечно, и мне грех жаловаться. Сейчас, в силу сложившихся обстоятельств, с моим стажем пребыванья на корабле – я уже давненько вписан не десятым. Это «десятка», последний, получает всего лишь одну долю прибыли, которую мы по обычаю делим на пятьдесят пять равных частей.

Благовоспитанный, романтически настроенный юноша давно и бесповоротно почил. Зашит в корабельный флаг, шлюзован, отправлен в вечный полёт и канул в Пространстве.

– На я—а—армарку? – задумчиво переспрашиваю.

– Шикар—рно отовар—римся, малыш! – взрыкивает Бабуля, и, в высшей степени довольная сама собою, колотит лапищами по куче синтетической соломы, на которой разлеглась. Соломинки пулями летят во все стороны, пара—тройка – мне в физиономию, но я не обращаю внимания.

Девяносто девять из ста гениальных мыслей Бабули – зовутся таковыми по праву. Бывает, конечно, и на старуху проруха. Но о её ошибках как—то вспоминать не хочется. У таланта столь огромного масштаба (и размера) – и просчёты соответствуют габаритами.

В последний раз нам пришлось избавляться от груза шллихи, протухшей задолго до пункта назначения. Спешно, прямо в открытом космосе избавляться, и затом полгода с содроганьем пытаться позабыть тот ЗАПАШОК. Груз был полный, мы тогда забили абсолютно все трюмы, аж под люки! До сих пор, как вспомню, так и вздрогну… Дхорр сотри с лика Вселенной эту мерзкую ангерианскую рыбу! Пускай даже она и вкуснейшая до изумления.

Кто ж знал, что в ней какой—то хитромудрый эндемичный белок, и потому она консервации не поддаётся. Разлагается даже при абсолютном нуле, будто на солнцепёке лежит! И по этой причине употреблять её следует исключительно свежевыловленной, чуть ли не прямо на берегу. Покуда тот пресловутый аборигенный белок не соизволил превратиться в тлен и прах.

Хотели, дхорр сотри, фурору наделать, организовав появление на межзвёздном рынке нового натурального деликатеса с окраинной планетки, чтоб ему… То—то ангерианские рыбаки, поди, радовались, набивая грузовые отсеки нашего корыта. Сговорились, гады, и запродали нам дневной улов всей планеты. Слупили втридорога и помахали щупальцами на дорожку: покедова, мол, кретины. Доброго базара!..

– Неужто на этом скалистом шарике устраиваются ярмарки? – спрашиваю Бабулю. По моим сведениям, никогда в местной истории ярмарок здесь не бывало. – Они что, друг дружке булыжники продают? А может, оригинальными, заковыристо изломанными каменюками обмениваются?

– Ты не понял, малыш, – щерится великолепно сохранившимися, а может, имплантированными (не признаётся!) дециметровыми клыками Ррри. Это у неё улыбка такая. Добродушная и весёлая. Кто не знает, в обморок хлопнется с перепугу. – С этой заблудившейся в простр—ранстве булыги мы вскорости отчаливаем. Я бы сказала, очень даже вскор—рости. Биг Босс уже подписал декларацию, едет обратно.

Ну вот, стоит мне малость отвлечься от текучки, и обязательно хоть парочка событий да произойдёт. А я—то думал, часов пятьдесят ещё грузиться будем. Пока—а—а местные бедолаги, погоняя своих убогих шестилапых одров, от одного взгляда на тощие хребты которых тоскливо на душе становится, свезут свои кирпидоны в космопорт… Точнее, у них тут – космодром. Не порт, одно название. Бывает, корабли по местному году не заглядывают к ним. Выработанная планета, что уж тут поделаешь.