Пожиратели облаков
Шрифт:
Она уже решила: что толку в который раз перетирать вопрос о поставке, безнадежно застрявшей на бирманской таможне. Не к месту, да уже и не ко времени. За истекшие несколько дней положение резко усугубилось. Профессиональные связи, которые она месяцами лелеяла и взращивала, загибались и рвались одна за другой. Хекль и Джекль все еще промелькивали (она их временами замечала), но уже растворялись за обилием сменяющих друг друга штатских, что, покуривая, топтались на углу возле ее офиса и что-то бубнили в рации размером с ковбойские сапоги, причем делали это не скрываясь. Эти ребята в ответ явно не
А сегодня утром на мопеде прирулил молодой человек из Министерства иммиграции с извещением, что ее виза через неделю аннулируется и ее нахождение в стране станет незаконным. Получается, «прощай Мьянма, опять привет Нью-Йорк». Непонятно только, кому можно будет довериться в «Руке помощи»; небось бортанут и зарубят все ее проекты, как только прознают, что она политически неблагонадежна. Надо бы еще несколько дней, чтобы продумать стратегию отхода. Хорошо бы, наверное, достучаться до Дах Элис и попросить ее взять курирование проектов «Руки помощи» на себя. Хотя неизвестно, потянет ли она и нужно ли ей вообще сотрудничество со сторонней организацией. Что это ей даст, кроме хлопот?
А впрочем, это же деньги, что ждут своих стипендиатов; медоборудование, что рано или поздно будет вызволено; наконец, компактный, хорошо оборудованный офис. Может, это и есть ее, Лейлы, модель глобального развития: собирать в кучку преимущества и канцелярские принадлежности первого мира и перебрасывать их в третий.
– Лейла, когда нам ждать отчетности по кандидатам на стипендии – скоро? – сквозь завывания эфира донесся голос Тиммикена (то ли Тима, то ли Тома).
Что это на него нашло? Ни по должности, ни по субординации в «Руке помощи» он к этим вопросам никакого отношения не имел – чего суется? Проблемы с ним у Лейлы возникли еще в Нью-Йорке, во время трехдневного тренинга по установке целей и бизнес-ориентированию. Он на нее тогда безответно запал. О нулевом результате Лейла дала ему понять сразу. Но он все лупился к ней так, что аж двери с петель. Куда ни глянь, всюду в ближнем зеркале торчал его острый подбородок. Когда они однажды вместе ехали в такси, Лейла на переднем сиденье читала что-то из скоросшивателя, а он на заднем вертелся ужом и буквально раздвигал локтями сиденья, выставляя вперед все тот же подбородок и свое знание геополитики, коим показно делился с шофером-пакистанцем, который и по-английски-то еле волок, не говоря уж о политике, которая была ему до одного места.
– Вышлю сразу, как смогу, Тэм, – попробовала Лейла слить воедино Тима и Тома в надежде, что хруст и щелчки в трубке скроют этот ее пробел.
Что же такое подарить отцу? Может, удастся раздобыть полное, одиннадцатое издание «Британники» или винтажные «Правила игр Хойла». Или, скажем, «Оксфордский словарь» в комплекте со специальной лупой… Тут до Лейлы дошло, что все со связи уже ушли, и лишь она одна держит линию. Микрофончик громкой связи, более не загруженный конкурирующими людскими звуками, треск и завывания эфирной бездны транслировал необычайно громко.
Через час она была в вестибюле отеля «Экселенц», где на салфеточке при барной стойке находился телефон цвета авокадо. Сняв тяжеленькую, как гантелька, трубку, Лейла взялась набирать номер своего брата Дилана. По прибытии Лейлы в Мандалай «Экселенц» первые недели был ей домом. Здешний персонал ее знал и испытывал к ней симпатию; когда она подошла и указала взглядом на телефон, бармен за стойкой поприветствовал ее улыбчивым кивком.
Отель был зданием в колониальном стиле, обветшалым настолько, что болела душа – еще лет восемь-десять, и всё: дольше не простоит. Лестницы внутри проседали гирляндами, покосившиеся дверные проемы смотрелись уже не прямоугольниками, а параллелограммами.
Каждый след от шаркнувшей ступни, приумножая следы от миллионов ног, за долгие десятилетия проточил здесь желоба не только в дереве порогов, но и в камне ступеней. Лейла присела на стульчик возле стойки и по купленной на улице телефонной карте набрала номер брата. Бармен поднес ей бокал кислющего белого вина.
Дилан точно не знал, означают ли что-нибудь те завывания и шорохи в трубке. Наверное, потому она его и набрала: мандраж и страх он воспринимал критически, и пробить его этим было трудно.
– Они что, просто так не могут тебя выкинуть, если им надо? – спросил Дилан. – Зачем еще и на трубе у тебя висеть? Можно подумать, ты знаешь какие-то там секреты некоммерческой торговли.
– Они это и сделали.
– Что сделали?
– Ну, выкинули.
– Погоди, – насторожился Дилан. – Они тебя что, правда выкинули?
– Ну, типа. Сегодня письмо пришло с извещением. Что через неделю мне визу гасят.
– Ага. Плюс еще те парни на хвосте. – Похоже, Дилан по новой взвешивал тот хруст и шорохи. – Лейла, кому ты там в пиво надудонила?
Ей нравились стилистические обороты братца. Младше Лейлы на шесть лет, из всех Меджнунов он был единственным, кто родился в США, и единственным, кто совершенно не впитал фарси. Мальчишкой он разыгрывал из себя шерифа – космического и полицейского; старый проездной на автобус был у него удостоверением. После школы он даже пробовал податься в ФБР, но на первом же интервью не рассчитал и по неискушенности сболтнул лишку о том, что в старших классах пробовал «колеса».
– Не знаю, – ответила брату Лейла. – Наверное, тому чертову полковнику. А может, и еще кому. Ты читал имэйл, который я тебе посылала?
– Когда?
– С час назад.
– Нет. Я сейчас в магазине, на перерыве.
Ранее Дилан завалил экзамены на юридический факультет и скатился на нечто более прозаическое. Пробыл какое-то время в больнице, затем нескончаемый год жил на антидепрессантах дома, в своей старой комнате. Нынче он более-менее оклемался, но траектория жизненного поприща у него была теперь куда скромней, чем первоначальные устремления. Сейчас Дилан работал на производстве в «Хол Фудсе» [26]
26
Сеть магазинов здорового питания.
Конец ознакомительного фрагмента.