Пожиратели света и тьмы
Шрифт:
Симна кивнул и несколько минут хранил молчание.
— Выходит, ты в самом деле не ведал, в какое дело ввязываешься? — почему-то шепотом спросил он.
— Меня это не заботило. Все мы опавшие листья, плывущие по реке жизни туда, куда нас влечет течение. — Этиоль приподнялся на локте и посмотрел на своего товарища. — Ты боишься?
— Еще бы. Хотел бы я знать, что происходит. — Северянин обвел взглядом вельд. — Наверняка этот тип охраняет несметные сокровища…
Эхомба простонал.
— Тебе что, мало увиденного? Ладно, мне ты не веришь, но своим
— Пойми меня правильно, — торопливо заговорил Симна. — Эта женщина, безусловно, достойна, чтобы ее спасли. Разные есть сокровища, некоторые завернуты в шелка… Кстати, о сокровищах. Ты заметил…
— Симна ибн Синд, ты неисправим!
— Пусть лучше я буду неисправимым искателем сокровищ, чем законченным простаком. Однако все мои намерения полны благородства. Я помогу тебе спасти прорицательницу Темарил, тем более что ты поклялся доставить ее домой. Но все золото или драгоценности, которые достанутся нам по пути, я возьму себе в качестве вознаграждения, гонорара, приза — плевать, как это будет называться.
Пастух невольно улыбнулся в темноте.
— Ты осмелишься пойти против великого колдуна и воина, Химнета Одержимого, ради обыкновенного богатства?
— Поверь мне, Этиоль, нет такой вещи, как «обыкновенное богатство». Да, он огромный, страшный и к тому же умеет швырять огонь. Но что из того? Кровь у него такая же, как у простого смертного.
— Сомневаюсь, — отозвался Этиоль. — Но мне нравится твоя отвага.
— Знаешь, какой урок я не раз получал от жизни? Перед лицом опасности жадность — отличная движущая сила. Ей подвластны все — кроме разве что тебя. Тебе повезло.
— Я бы не сказал, что свободен от этого порока. Просто мы жаждем разного.
— Тогда повезло мне.
Симна встал и, по-прежнему закутанный в одеяло, вернулся на свое место.
Его товарищ еще не был готов ко сну.
— Симна, ты когда-нибудь рассматривал былинку? Северянин, зевнув, ответил:
— Пусть лучше я буду воображать, что судьба свела меня с великим магом, чем с занудливым философом. Оставь притчи на завтра. У нас был тяжелый день, надо хорошенько отдохнуть, чтобы пораньше встать и двинуться в путь, пока солнце не поднялось высоко.
— На твоем месте я предпочел бы шагать по солнцепеку — по крайней мере змеи прячутся. Они выходят именно во время утренней или вечерней прохлады.
— Ты уверен?
В следующее мгновение Симна подскочил на месте — что-то острое коснулось его руки возле запястья. Он чертыхнулся, потер это место, затем пошарил вокруг. Нащупал травинку, колеблемую легким ночным ветерком.
— Так сказала мне змея.
— Послушай, Этиоль, кролики — это я еще могу понять. Ты рассказывал про обезьян — тоже принимается. Но змеи!.. Даже самый могущественный чародей не в состоянии разговаривать со змеями. У змей нет мозгов.
Симна почувствовал, как Эхомба улыбается в темноте.
— Имей в виду — здесь полно змей. Надеюсь только, что они не слышали твоих слов.
Северянин вздохнул.
— Вселенная, в
Закатив глаза, Симна демонстративно повернулся спиной к неожиданно разговорившемуся другу.
— Даже предположив на минуту, что твой мудрый Мамуна знал, о чем говорит, и не мучался от действия излишнего количества домашнего пива, как это мы могли бы провести всю жизнь на травинке? Трава годна лишь на корм скоту!
Выпростав из-под одеяла руку, он сорвал пригоршню травы и швырнул ее через себя в сторону Этиоля.
— Лови, брат! Видишь, я одним махом бросил тебе целое скопище миров.
Несколько вырванных травинок упали на лицо Эхомбы. Пастух небрежно их смахнул, не отрывая взгляда от побега в руке.
— Мне достаточно и одного мира… Симна вздохнул — не заснуть ему сегодня!
— Отлично! Наконец-то мы о чем-то договорились! Вот и сосредоточься на этом мире — завтра у нас тяжелый день.
— Нет, Симна, задумайся хоть на минуту…
— Задуматься?! — простонав, взмолился северянин. — Да у меня голова раскалывается! Эхомба невозмутимо продолжал:
— Если Мамуна Каудон прав, тогда, возможно, мир, в котором мы обитаем, всего лишь травинка для какого-то большего существа. Травинка, одна из множества… ее можно поднести к глазам и рассмотреть, а можно и отшвырнуть небрежно в сторону.
— Пусть только попробуют! Симну ибн Синда в сторону небрежно не бросают!
По счастью, Эхомба, кажется, закончил. Повисла тишина, а вместе с тишиной на стоянку набрел холод, предутренний, пронизывающий. Симна ворочался, не в силах заснуть.
Что, если старый деревенский фокусник, о котором говорил Этиоль, все-таки прав? Этого, разумеется, не может быть… но вдруг? Тогда все человеческие побуждения ничего не значат. Какой смысл копошиться на травинке, если на соседнем побеге от твоих усилий ни холодно ни жарко.
Симна нащупал кончиками пальцев травинку, которая пробилась из земли совсем рядом с его одеялом. Но мять или рвать не стал. Так легко это сделать — обмотай вокруг пальца и потяни. И росток умрет. Что это значит для порядка вещей? Их окружают несчетные миллиарды подобных ростков; вместо одного вырванного место под солнцем займут два новых.
Но если он содержит в себе целый мир? Мелочь в масштабе Вселенной, песчинка в море песка, но, может быть, для каких-то невообразимо крошечных существ в нем заключается вся жизнь?