Пожиратели звезд
Шрифт:
– Ну вот, порядок, – простодушно сказал он.
Подошел к письменному столу, открыл ящичек с кубинскими сигарами и стал рассовывать их по карманам.
– А что авиация? – спросил Радецки.
Альмайо пожал плечами.
И тут они услышали нарастающий рев реактивных двигателей. Диас, мгновенно просияв, бросился к окну, а Альмайо опять повернулся к Барону, бесстрастно замершему в непоколебимом величии, и на лице его появилось выражение, которого Радецки никогда уже не забыть.
Выражение признательности.
Все случилось так внезапно, что они едва успели осознать происходящее.
Раздался свист одной бомбы, другой, потом – взрыв, от которого посыпались стекла, а сами они оказались вдруг на полу – лежали, распластавшись, среди опрокинутой мебели на покрытых осколками стекол мраморных плитах; обезумевшая обезьяна скакала по их спинам, вцеплялась им в волосы и бросалась
Авиация перешла на сторону Рафаэля Гомеса и бомбила Дворец.
Лишь Барон все так же бесстрастно восседал в своем кресле – только чуть приподнял брови, да на лице появилась легкая тень отвращения.
– Как же это? – спросил Альмайо. – Как же это называется?
– Пора сматываться, – пробормотал Диас. – Сейчас нас всех перебьют как крыс.
– Как же это называют? Священное право… чего-то там – этот вечный фокус с посольствами. У меня еще столько неприятностей из-за этого было.
– Священное право убежища, – подсказал Радецки.
– Точно, – произнес Альмайо, поднимаясь.
Вытащил пару осколков стекла из волос.
– Всякий раз, когда один из моих врагов прятался в каком-нибудь посольстве, они захлопывали дверь у меня перед носом. Священное право убежища… Вечно они мне его в нос тыкали. Таков обычай. Для того и существуют посольства в Южной Америке. Теперь наша очередь.
– Нам ни за что туда не добраться, – сквозь зубы пробормотал Диас.
– Можно попробовать. Право убежища – святое право.
– На трупы оно не распространяется, – буркнул Диас.
Он плакал.
– Один шанс из десяти, – произнес Радецки.
– А большего и не надо – был бы шанс, – сказал Альмайо.
Он оглядел комнату, раздумывая над тем, что бы прихватить с собой, потом вспомнил об индеанке. Пошел за ней в свои апартаменты. Конечно, прежде чем удастся получить охранное свидетельство, им долгие недели придется провести в посольстве, а у него не было ни малейшего желания сидеть при этом на диете. Он нашел ее в спальне. Она хмуро поглядывала на разбитые окна, но рассудка, похоже, не утратила. Нацепила на себя – одно на другое – три американских платья, с которыми ей не хотелось расставаться, а в руках зажала две пары туфель и горсть дешевых украшений. Он поманил ее, она с сожалением взглянула на висящие в распахнутых шкафах платья, которых не могла взять с собой, и последовала за ним. Они выбежали через служебный вход, взяв с собой двух стоявших при нем охранников, быстро забрались в какой-то грузовичок. Едва машина тронулась с места, как они увидели самолеты – на бреющем полете они опять атаковали резиденцию. Два полицейских «мерседеса», битком набитые студентами, под вой сирен пронеслись мимо них на бешеной скорости, потом замедлили ход, с трудом развернулись на узкой улочке и бросились в погоню за ними. На проспектах еще гремели последние бои, а в переулках было пустынно, лишь небольшие группы вооруженных студентов стояли на перекрестках, чтобы воспрепятствовать бегству тирана. Машину вел Радецки, изо всех сил стараясь не врезаться в какую-нибудь стену. Когда грузовичок на полной скорости устремлялся на очередную группу студентов, молодежь бросалась врассыпную, теряя при этом драгоценное время – стрелять начинали лишь через несколько секунд. Таким образом им удалось добраться до уругвайского посольства, расположенного ближе всего ко Дворцу; в тот самый миг, когда двери за ними закрылись, подъехали «мерседесы», из них выскочили студенты, бросились вперед, потом, проклиная все на свете, остановились перед оградой посольства и медленно опустили автоматы.
Глава XVII
Они стояли посреди вестибюля и ждали, открывший им двери дворецкий в белой куртке не сводил с них ошеломленного взгляда, а Хосе через глазок следил за передвижением сил повстанцев снаружи. За садовой решеткой на противоположной стороне улицы уже стоял пулемет в боевой позиции. Беспрестанно подъезжали грузовики с солдатами. Сирены полицейских машин выли не переставая. Он обернулся – в зубах сигара, вид очень довольный.
– В конечном счете неплохо все-таки знать про такую штуку, которая называется «международное право», – сказал он. – Им сюда не попасть. И подумать только – всякий раз, когда они предоставляли право убежища кому-то из моих врагов, я осыпал их угрозами… я был не прав. Совсем неплохой номер, очень даже неплохой.
Он услышал шуршание платьев и деликатное покашливание справа от себя и оказался нос к носу с группой гостей в вечерних туалетах. Посол пригласил их на обед. Гости неподвижно стояли в дверях большой гостиной, разглядывая Альмайо и его вооруженных охранников.
Все они были людьми далеко не простыми, я Хосе прекрасно знал их. Любой из них бывал на приемах у него во Дворце; их супруги, когда во время официальных обедов им доводилось сидеть справа от него, тщетно прикладывали невероятные усилия к тому, чтобы найти какую-нибудь тему для беседы с ним. Частенько они надоедали ему до смерти, но он терпел, стараясь не утратить хладнокровия. Дипломатический корпус – штука важная, на них нужно уметь произвести хорошее впечатление. Вообще-то прием дипломатов он предпочитал поручать своему министру, давая личные аудиенции лишь по исключительно важным вопросам.
В таких случаях он внимательно их выслушивал, но сам говорил очень мало; приходилось быть настороже; однажды случайность – авиакатастрофа – позволила ему запустить лапу в дипломатическую почту, и он перехватил рапорт бразильского посла; этот сукин сын писал:
«Главная беда этой страны в том, что во главе ее стоит совершенно невежественный человек, в экономических и социальных вопросах смыслящий не более капрала-индейца из Национальной гвардии; впрочем, именно в этом чине он и пребывал бы по сей день, не научись он молчать и производить при этом впечатление некоей тайной, почти мистической силы. Ведь именно такого типа люди привлекают к себе внимание „элиты“и интеллигенции, особенно испанского происхождения, когда им требуется воплощение „растущего гнева обездоленного индейского народа“, – под воздействием чувства собственной вины и в силу полного незнания собственного народа их выбор падает именно на таких».
Тут был посол Соединенных Штатов с женой, старой сушеной воблой – кожа да кости, – она всегда старалась понравиться Альмайо: лошадиным голосом, с каким-то восторженным ржанием, хвалила чудеса, которые он сотворил для своей страны: телефонная сеть – можно звонить напрямую в Штаты; новое здание университета, концертный зал. Что же до самого посла, так тот смотрел сейчас на Хосе в полном отупении; советники ни о чем таком его не предупреждали; еще вчера он отправил депешу, в которой заверял Государственный департамент в том, что армия хранит верность Альмайо, а кастрист Рафаэль Гомес ничего особенного собой не представляет и вот-вот будет схвачен; что ходят слухи – к сожалению, их трудно проверить – о том, что он уже убит – вместе с Че Геварой, объявившимся некоторое время назад здесь, на юге страны, на полуострове. Тогда, правда, Че Гевара появлялся то здесь, то там, и его регулярно «убивали» – то в Колумбии, то в Санто-Доминго, – и своим исчезновением, безусловно, он и на этот раз преследовал все ту же цель, а именно – создать легенду о том, что он вездесущ и бессмертен. И вот теперь посол стоит перед Альмайо дурак дураком. Это страшный удар по его карьере. В Государственном департаменте его сочтут полным болваном, а в прессе разразится скандал погромче того, что имел место, когда его коллега в Санто-Доминго потребовал от Белого дома ввода в страну американских войск под предлогом, что Хуан Босх возглавил коммунистический мятеж. Посол мог быть уверен лишь в одном: раз Альмайо просит убежища в одном из посольств Латинской Америки, значит, ему пришел конец – армия поднялась против него, а значит, и речи не может быть о том, чтобы посылать сюда войска – если, конечно, жизни американских граждан не угрожает опасность. Но самым ужасным в данной ситуации было то, что шила в мешке не утаишь: посол США обедал за одним столом с Альмайо сразу же после его свержения. Такого новый режим ему не простит.
Но разве можно было предвидеть заранее, что Альмайо будет свергнут, да еще и явится просить убежища именно в уругвайское посольство? Конечно же, он выбрал его только потому, что оно ближе всего от Дворца. Как бы там ни было, нужно проявить хладнокровие. Не дать себя скомпрометировать. Посол был убежденным демократом, пост свой получил благодаря значительным денежным пожертвованиям, сделанным им партии демократов во время выборной кампании. Хватит церемониться и скрывать свои политические взгляды. Хуже диктатора может быть только одно – диктатор свергнутый.
Здороваться посол США не стал – молча стоял перед Альмайо, глядя ему прямо в глаза.
Его жена, уже начавшая было улыбаться, взглянула на мужа и быстро убрала с лица следы улыбки, что избавило Альмайо от необходимости созерцать ее лошадиные зубы. На ней было бледно-голубое китайское платье, в руках – японский веер. Тошнотворное зрелище.
Посол, с бокалом шампанского в руке, стоял возле жены, и поскольку – по чистой случайности – автоматы обоих охранников оказались направлены как раз в их сторону, он встал вплотную к ней и нежно взял ее за руку, будучи уверен в том, что этот жест выглядит по-французски галантно и надолго запомнится присутствующим.