Пожиратели звезд
Шрифт:
– Мы были величайшими артистами всех времен – сказал его компаньон, – это вам скажет любой, кто знаком с историей мюзик-холла. Две крупнейшие величины в мире зрелищ.
Неизменно первые имена в афише. Толпы в восторге, короли заискивают. И дружище Джек, здесь присутствующий, – величина номер один. Да, признаю: он был гораздо более велик, нежели я. Выступали мы вместе, но главным был он.
– У меня есть все возможные награды. Все ордена.
Его компаньон насмешливым взглядом специалиста – так смотрят опытные ярмарочные зазывалы, знающие толк в публике, – разглядывал индейца.
– Вы, может быть, и не поверите, но он был способен остановить солнце, вызвать землетрясение, мертвых мог воскрешать. Мог одним движением бровей устроить наводнение – в наводнениях он был очень силен; а еще в эпидемиях, хотя эпидемии – не сочтите за нескромность – были скорее по моей части. И кое на что мы еще способны – он, во всяком случае, ибо что до меня… Если вечером вы придете на выступление, сами увидите.
– Пустяки, – сквозь зубы процедил старик. – Сущие пустяки по сравнению с тем, что я мог прежде… но, следует заметить, в этом повинна и публика тоже. Публика уже не та, что раньше. Она утратила веру. Люди стали слишком циничны, им не хватает невинности, души; у них жесткие глаза, а в таких условиях работать тяжело. И это очень грустно.
– Довольно, Джек, не стоит опять впадать в нытье, – сказал компаньон. – А не то я разрыдаюсь. Следует признать очевидное. Ты – из бывших.
– Запрещаю тебе называть меня так, – возмущенно воскликнул Джек, метнув на него разъяренный взгляд. – Где бы ты был сейчас без меня?
Ассистент усмехнулся.
– А ты без меня? – спросил он.
Они совершенно забыли о присутствии индейца и принялись поносить друг друга, словно престарелые супруги в разгаре семейной сцены.
– Никогда мне не следовало брать тебя к себе ассистентом, вот в чем дело, – вопил Джек.
– Без меня ты и гроша бы уже не мог заработать, – ехидно верещал компаньон. – Не забывай, что я – часть твоего номера. Это я отыскиваю ангажементы, мне всегда доставалась самая грязная работа – ради того, чтобы ты получил свои аплодисменты… Почести и слава всегда были привилегией вашей милости, а я только вкалывал в полной безвестности…
Внезапно он замер, разинув рот и не сводя глаз с дула пистолета, который сжимал в руке Альмайо.
– Покажите немедленно, – сказал кужон. – За свою жизнь я много о Джеке слышал.
Теперь хочу увидеть этот номер.
– Но это неприятно, в конце концов, – дрожащим голосом сказал человечек на стуле. – Приходите вечером на представление.
– Вечером меня в живых не будет, – спокойно сказал Альмайо. – Покажи, что ты умеешь.
Я хочу знать, есть ли он на самом деле, подлинный талант. Хочу увидеть его собственными глазами, прежде чем подохну. Поторопись, иначе обоих пристрелю как собак.
Старик словно окаменел. Дуло револьвера явно повергло его в ужас. Альмайо почувствовал, как испаряется последняя капля надежды. Джек боялся пули.
– Похоже, молодой человек слышал о нас много лестного, – с трудом пролепетал человечек на стуле; вид у него стал совсем ничтожный. – Боюсь, он ожидает слишком многого от двух бедных странствующих магов. Советую тебе показать ему что-нибудь. Ну же, встряхнись… Судя по его физиономии, нам следует проявить благоразумие… и осторожность. Он либо сумасшедший, либо наркоман, либо и то и другое сразу. Нет ничего опаснее этих пожирателей звезд, если они вовремя не получат своей дозы.
– Почему меня никогда не оставляют в покое? – молвил Джек. – Вот что мне хотелось бы знать.
– Похоже, ты не совсем еще потерял свою репутацию, – ответил ассистент. – От былой славы кое-что осталось.
– Я не в настроении делать что бы то ни было, – опустив голову, сказал Джек.
– Теперь тебе нужно зарабатывать па жизнь, как это делают все, – сказал ассистент. – Великим временам пришел конец. Хорошо еще, я нахожу для тебя какие-то ангажементы.
Мне даже иногда приходит на ум нечто ужасное. Думается мне, если сей молодой человек влепит тебе пулю в сердце – а он, как мне кажется, вполне на это способен, – знаешь, что из этого выйдет? Я полагаю, ты умрешь, Джек. Каким бы невероятным это ни казалось.
– Ну, тут ты преувеличиваешь, – буркнул Джек.
– Да говорят же тебе. Умрешь. Я прекрасно представляю себе всю чудовищность подобной вещи, но, думаю, все будет именно так. Полагаю, ты утратил даже это, Джек. Пал так низко.
Готов поспорить: теперь ты стал смертным. Хочешь в этом убедиться?
– Ладно, хватит, – проворчал Джек. – Сейчас я им займусь.
Он встал – подтяжки волочились за ним по полу – и направился к Альмайо.
Посмотрел ему прямо в глаза.
Кужон горел в лихорадке; он выпил полбутылки текилы, совсем обезумел от тревоги, безнадежности всего происходящего и горячего желания уцепиться хоть за соломинку, чтобы не потерять своей веры. Стоял, сжимая в руке револьвер, и нужно ему было совсем немного: увидеть все собственными глазами. Только одного он желал: прежде чем подохнуть, обрести вновь хоть искорку веры. Где-то в глубине души он даже был готов дать себя одурачить. Но слишком много видел он разных фокусников, слишком много повидал на своем веку артистов, и, невзирая на крайнюю усталость, загипнотизировать его под силу было разве что великому таланту.
– Ладно, – сказал Джек. – Смотрите мне прямо в глаза. Сейчас вы увидите, на что я способен. Смотрите… Я взмываю в воздух… Парю в пространстве…
Но Альмайо видел лишь убогий гостиничный номер, старого человека посреди комнаты – тот молотил руками по воздуху, да порочного вида ярмарочного зазывалу, вдыхавшего серный запах кухонных спичек.
– Ну вот, – важно сказал старик. – Медленно, неудержимо я поднимаюсь вверх, все выше и выше… вокруг меня – сияние… я восседаю на облаке… вы слышите хор ангелов…
Расстегнутая ширинка, болтающиеся меж ног подтяжки – он по-прежнему прочно стоял на вытертом коврике, молотя руками по воздуху.
– Это ничто по сравнению с тем, что выделывал старик во время своего расцвета, – откуда-то очень издалека доносился свистящий голос ассистента. – Ему не было равных. Все его любили, все перед ним преклонялись, заискивали, его имя значилось первым в афишах всех мюзик-холлов мира, все – даже коронованные особы – с уважением склоняли перед ним головы. Но теперь он способен лишь на пару футов оторваться от земли, а мне по части пламени да серы… только кухонные спички и остались!