Пожирающая Серость
Шрифт:
Вайолет сняла наушники.
– Она здесь еще со времен твоей учебы?
– Она здесь столько, сколько я себя помню.
Это первый кусочек информации о Четверке Дорог, которым Джунипер поделилась добровольно. Горло Вайолет сжалось от тысячи незаданных вопросов, а «Порше» катился мимо старых домов. У каждой двери висели рыжевато-бурые колокольчики – иногда пара, иногда больше. Ветер раскачивал их взад-вперед, но Вайолет не услышала звона, даже когда опустила окно.
Девушка попыталась рассмотреть их внимательнее, но машина добралась до центра города,
Здесь не существовало такого понятия, как «сетевой магазин», только небольшое скопление лавочек, словно сошедших со старых снимков. По отклеивающимся золотым буквам на витрине Вайолет опознала бакалейный магазин. Еще магазин подержанной одежды, кабак, гастроном и публичную библиотеку с крутой двускатной крышей. Перед закусочной в стиле пятидесятых околачивались люди, бросающие окурки прямо на асфальт. Когда «Порше» проехал мимо, все взгляды обратились к ним. Несмотря на то что они покинули Уэстчестер всего пять часов назад, Вайолет казалось, что она перенеслась на другую планету.
Джунипер показала ей ратушу, которая поражала своим великолепием, внушительностью и неуместностью на фоне дряхлых соседей. За ней широкой полосой начинался лес; по обеим сторонам крыши ползли заблудшие ветви, тянущиеся друг к другу. В Оссининге, родном городке Вайолет, каждое дерево казалось чужаком, упрямо растущим из сыпучего гравия или из небольших огражденных квадратиков почвы на асфальтированной улице. Здесь же чужаками казались здания, заблудшие на территорию леса.
Единственным местом, где деревья не росли, было небольшое поле за ратушей. Чуть дальше от главной дороги, между лугом и лесом, примостилось одинокое здание. На двери был вырезан символ, который не был знаком Вайолет: круг с проходящими через него четырьмя линиями, не соприкасающимися в центре; как искаженный крест.
– Это церковь? – поинтересовалась она у матери, изучая расписной рельефный мрамор, сужающейся дугой поднимающийся по передней части здания к острию на вершине.
Джунипер покачала головой:
– В Четверке Дорог нет церквей. Это мавзолей. Тут всех кремируют и погребают. Мемориал для всех жителей.
– Жутковато, – пробормотала Вайолет.
Джунипер пожала плечами:
– Зато экономично.
Но Вайолет было не по себе от мысли о городе без церкви и кладбища.
За полем шла еще одна небольшая улочка с торговыми рядами, а после центральная улица снова уступила домам.
– Погоди. – Вайолет оглянулась. Ратуша исчезла из виду за извилистой веткой. – Это что, всё?
– Всё.
Теперь они оказались в чаще леса, машина мчалась по зеленому тоннелю. Вайолет попыталась сделать фотографию на телефон, но ветви получались размытыми.
«Порше» прорвался за линию деревьев. Вайолет прищурилась от внезапной вспышки света через лобовое окно. Она по-прежнему часто моргала, пытаясь избавиться от черных пятен в глазах, когда впереди возникло здание.
– Это наш дом? – спросила девушка. Может, мать что-то и ответила, но Вайолет так увлеклась разглядыванием дома, что
Он словно перенесся из сна – расшатанный, непредсказуемый и слегка перекошенный. Стены из красно-коричневого камня высились над деревьями и сужались в три шпиля, каждый из которых был украшен наконечником из ржавеющего железа. Вайолет даже не обратила внимания, остановилась ли машина, прежде чем схватиться за дверную ручку и выскочить наружу. Когда-то дом окружал сад, сейчас безнадежно заброшенный. Вайолет прошла по подъездной дорожке и поднялась на крыльцо по мшистым ступенькам.
– Удивительно, что он до сих пор стоит, – сказала Джунипер. – Дом очень ветхий.
– Он идеален. – Вайолет любовалась самым настоящим латунным дверным молотком.
Но ее восторг слегка уменьшился при мысли, как это место понравилось бы Роузи. Именно в такой дом они и мечтали переехать. Скрипучее старое поместье, где Роузи смогла бы рисовать фрески на стенах, а Вайолет – целый день играть на пианино; соседские дети считали бы их ведьмами. Вайолет попыталась отмахнуться от размышлений и постучала молотком по двери. Но они никуда не делись, а остались тонкой пленкой на коже, оборачивающей тело в кокон, как это обычно случалось с горем.
Дверь распахнула женщина на голову ниже Вайолет, с курчавыми волосами, в платье из багровой пряжи. Это была безумная зеркальная версия Джунипер, седину которой не тронула краска, а ступни остались босыми; никаких туфель на каблуках.
– Дарья, – приветствовала Джунипер. – Это мы.
Тетя Дарья склонила голову:
– Адвокатам вход воспрещен.
Будучи такой крошечной, она захлопнула дверь со впечатляющей силой. Вайолет изумленно отпрянула. Когда мама сказала, что Дарья больна, она представляла человека немощного, прикованного к постели. Но не это.
– Дарья! – Джунипер тщетно задергала за дверную ручку. – Это не смешно. Открой дверь!
– Она в порядке? – тихо спросила Вайолет, глядя на кусочек красной пряжи, зацепившейся за дверные петли. Дарья не узнала даже собственную сестру. Джунипер обернулась, продолжая дергать за дверную ручку. Из ее пучка выбилась прядка и завитком упала на лоб.
– Вовсе нет. – Ее голос стал резким, напряженным. – У нее ранняя стадия слабоумия. Врачи хотели отправить ее в дом престарелых. Поэтому мы здесь.
Серебряная роза, прижатая к запястью Вайолет, такая прохладная и тяжелая на участившемся пульсе.
– И ты не посчитала нужным рассказать об этом раньше?
Джунипер нахмурилась:
– Я же говорила, что она больна.
То же смутное недоумение появлялось на лице матери на похоронах Роузи. Джунипер справилась со всем с осторожной, отрепетированной легкостью; она выбрала гроб во время обеденного перерыва и отказалась брать отпуск даже на день. На протяжении службы она сидела с обмякшим от вежливого безразличия лицом, и это выражение никуда не исчезло, даже когда они подошли к могиле. Вайолет боролась с искушением столкнуть ее в яму следом за гробом, но здравый смысл победил. И Роузи заслуживала компании получше.