Пожизненный найм
Шрифт:
Он подошел к микрофону, где его ожидал Жрец, и посмотрел в зал. Федя никогда раньше не выступал перед такой огромной аудиторией. В школе он регулярно участвовал в конкурсах чтецов, но, за отсутствием каких-либо артистических способностей, ни разу не доходил даже до общегородского этапа. Поэтому его опыт публичных выступлений сводился к бубнению «уж сколько раз твердили миру» со сцены школьного актового зала на двести человек, набитого усталыми мамашами и елозящими от скуки учениками.
– Пользуясь случаем, я хочу сказать, что право преподнести дары – для меня огромная честь и я обязательно оправдаю оказанное мне высокое доверие, – начал Федя свою заученную до автоматизма коротенькую речь. – Я очень благодарен руководству за то, что оно так высоко оценило мои профессиональные и личные качества. Я горжусь тем, что работаю в такой корпорации, как «Танит-Групп», в команде настоящих профессионалов своего дела.
В это время два коричневых пиджака вынесли на сцену плетеную корзину. Над корзиной явно поработали профессиональные оформители: живописно, как на голландском натюрморте, свисала через край гроздь белого винограда, лоснились яблочные, грушевые и манговые бока, в центре торчала пара гранат и желтая пушистая айва. У Феди, который за весь день не взял в рот не крошки, при виде этого ланча Адама и Евы отчаянно засосало в желудке. Он взял корзину из рук пиджаков, даже не взглянув на их лица, и она оказалась настолько тяжелой, что Федор испугался, дотащит ли её до алтарной колонны? Ведь ещё нужно в этих полупотьмах спуститься с лестницы, а идти с корзиной жутко неудобно… И не дай бог хоть одна виноградинка упадет со своей плодоножки на пол!
И он пошел маленькими шажками как фотомодель, бережно держа корзину перед собой. В это время Жрец, все ещё стоявший на сцене, поднял руки и по его дирижерскому жесту оркестр заиграл помпезную мелодию с арабскими мотивами, а потом сотрудники Танит, разбросанные в толпе, хором грянули корпоративный гимн. Федор знал слова гимна также хорошо, как собственное имя:
О, величавая Танит,Поем тебе хвалу!Резина нас соединит,Жизнь превратит в халву!Резина – лучший материал!В порыве трудовомМы ей воздвигли пьедесталНа рынке мировом.Звучит сигнал фанфар и трубВ твою играет честь.Мы славим имя «Танит-групп»,Спасибо, что ты есть!Зная, что сейчас его показывают на двух гигантских мониторах над сценой и, очень может быть, что крупным планом, Федя, несмотря на тяжесть, распрямился и постарался придать своему лицу торжественное и умное выражение. Он где-то читал, что, чтобы на фотографиях взгляд не получался пустым и бессмысленным, необходимо в уме напряжено решать сложные математические задачки. Например, стараться перемножить двузначные числа. Федя шел и мучительно умножал шестьдесят шесть на тридцать четыре. За этим занятием он спустился с лестницы и двинулся по живому коридору.
Надо сказать, что вопреки всем математическим усилиям мозга, его лицо, действительно выведенное на мониторы довольно крупно, выглядело изнуренным и некрасивым. От напряжения он стиснул зубы в первобытном оскале, глаза его остекленели и Федя стал похож на бурлака, тянущего расшиву наперекор течения реки.
Он прошел сквозь расступившееся человеческое море и остановился возле алтарной колонны. Ему оставалась самая малость – зайти в лифт, и через несколько секунд он окажется в алтарной комнате, где его уже никто не будет видеть и где он останется наедине с загадочной Танит. И Федю охватило чувство торжества и собственного превосходства над всеми этими поющими людьми. Он повесил корзину на локоть, чтобы высвободить одну руку. Нажал на кнопку лифта, которая реагировала на отпечатки пальцев всего нескольких человек в компании и… ничего не произошло. Федя в растерянности уставился на стеклянную дверь, но она и не думала открываться. Он нажал на кнопку снова, на этот раз старательно прижав к ней всю подушечку большого пальца. Безрезультатно. И в этот момент откуда-то сбоку повалил густой белый дым. Федя рассматривал дым в недоумении – никто не предупреждал его, что сценарий церемонии предусматривает такие шоу-эффекты. Он хотел ещё раз попытаться вызвать лифт, но в это время в толпе сзади него раздался испуганный женский вскрик. Федя обернулся на звук и понял, что что-то не так. Весь зал был в плотном белом дыму, не было видно ни сцены, ни Жреца, по лицу которого он мог бы определить, что ему делать. Пение гимна стихло, только откуда-то из угла зала раздавалось несколько неуверенных женских голосов, но и они один за другим смолкли, словно кто-то прихлопнул их по очереди как комаров. «Включите свет!» – раздался встревоженный мужской голос. «Охрана, включите свет!» – повторили командным тоном с другой стороны и Федя узнал голос Жреца. В это время со стороны зоны для гостей снова раздался женский вопль, на этот раз истеричный и пронзительный. До Феди докатилась волна тревоги, тот рудиментарный, ещё дословесный сигнал о смертельной опасности, который непроизвольно издает обезьяна, терзаемая тигром, чтобы остальная стая могла спастись бегством. И тут же толпа пришла в движение, коридор перед Федором сомкнулся. Федя инстинктивно прижался спиной к холодному стеклу колонны, и в оцепенении уставился в зал. Там шевелилось какое-то человеческое месиво, и из него время от времени доносились крики, стоны, матерная брань, звон посуды, посыпавшейся с перевернутого стола и ещё множество мелких разрозненных звуков, которые издавала толпа, в едином бессознательном порыве рвущаяся к главному выходу. Казалось, что зал в одночасье превратился в закипающий котел великана, где пойманные лилипуты, задыхаясь в дыму и темноте, топтали друг друга и прочие компоненты супа, надеясь таким образом забраться повыше, скинуть крышку, выпрыгнуть и оставить поспевающий обед без мясного приварка.
И только когда дым стал потихоньку рассеиваться, и опомнившиеся охранники попытались увещевать «господ», что не нужно поддаваться панике, к Феде вернулась способность связанно мыслить. Все это время он, забыв о том, какая она тяжелая, судорожно прижимал к груди жертвенную корзину с фруктами. Теперь он осторожно опустил её на пол. И сразу почувствовал невероятное облегчение, как будто с Земли перенесся на Луну. Федя осторожно отошел от жертвенной колонны и осмотрелся. Зал опустел, человеческая масса уже успела перетечь в фойе, и теперь оттуда раздавались крики охранников и рвущейся на улицу толпы. Федя различил силуэт какого-то мужчины, который сидел на полу, опираясь о стену, и держался за поврежденную ногу. Ещё несколько человек в разных позах находилось возле перевернутого стола, и над ними стояла какая-то женщина и разрывала на полосы скатерть, белеющую в полумраке ярким пятном. Женщину было хорошо видно, потому что на неё падал свет свечей с соседних столов, стоящих ближе к сцене и потому нетронутых толпой. Остальная компания, расположившаяся на полу, оставалась в тени, и Федя не мог разглядеть, что это были за люди и как серьезно они были ранены. Он только слышал, как кто-то из них сдавленно постанывал.
Федя посмотрел в другую часть зала и там, в районе бывшей зоны для гостей, разглядел ещё несколько лежащих человек. Они не шевелились, но были они мертвы или живы, в сознании или без сознания, определить было невозможно. Федя сделал несколько шагов к компании у стола, но не стал подходить слишком близко, потому что боялся крови, а там как раз началась перевязка, от чего стоны усилились.
– А «скорую» кто-нибудь вызвал? – обратился он в их сторону, повысив голос.
Даже в полумраке он увидел, как на него одновременно нацелилось несколько пар глаз.
– А у вас юником работает? У нас почему-то нет сигнала сети, – ответил ему приятный мужской голос из-под стола.
Федя достал из кармана брюк свой юником, включил его и убедился, что он, Федя, такой же как все – связи не было.
– У меня тоже не ловит. Но что случилось-то?
– Может сбой какой-то у оператора, – предположил мужчина из-под стола.
– Да нет, я не про связь. Я вообще.
– Да непонятная какая-то заварушка, – ответил ему все тот же голос с некоторым промедлением, – По-моему, кому-то там из випов плохо стало, дамочки их завопили, вот и началась паника. Девки на шпильках из-за них ноги переломали.
Федя, у которого глаза уже немного попривыкли к полутьме, пригляделся и обнаружил, что на полу рядом с разговорчивым мужиком белела декольтированными плечами какая-то женщина, а чуть дальше как серебристый елочный фонарик во мгле новогодней ночи поблескивало платье ещё одной красотки.
– А дым? – продолжал допытываться он.
– А что – дым? Дым организаторами был задуман, только они что-то переборщили с ним. Видать, с перепугу.
– Да я сам участвовал в организации! Никакого дыма мы не планировали, – произнес Федя значительно. Было очевидно, что продолжать разговор нет никакого смысла – раненые, так же как и он, не знали, что произошло.
И в это время неожиданно подал голос мужчина, сидящий возле стены. Между прочим, это был главный редактор «Арх&Теха», который в первый момент сумятицы потерял Лию из виду, и беспокоясь, что такую хрупкую девушку моментально затопчут, тщетно пытался её найти, за что и был наказан толпой.
– Это было покушение. Митя Хорохоров и его приятель – банкир-олигарх, оба упали как подкошенные. Одновременно, в нескольких шагах от меня.
Покушение? Федя замер. Он вспомнил неподвижные тела в зоне для гостей. И дым. И ужас в голосе кричащих женщин. И энергетическую волну, которая докатилась до него и которая пахла смертью. И понял, что мужчина, похоже, прав…