…Пожнешь бурю: Хроника двух трагических часов
Шрифт:
Связь, мне нужна связь! Немедленно соедините меня с Белым домом! – крикнул Президент.
Полицейские переглянулись.
– Видите ли, сэр, – растерянно произнес сержант, – наша рация связана только с постом дорожного участка… И конечно, с другими патрулями. Мы ведь дежурили у себя в штате, на федеральной дороге № 19, между Эрвином и Джонсон-Сити, когда получили приказ срочно перебраться в этот район штата Северная Каролина и ждать дальнейших указаний.
Считайте, что вы их уже получили, – сказал Президент. – Вызовите вашего начальника или ближайший полицейский пост!
Сидевший теперь к пассажирам вполоборота коп смешно заморгал белесыми ресницами.
– Но это невозможно, сэр!
– Почему? – рявкнул у него под ухом начальник охраны.
Сержант вздрогнул и повернулся к нему, еще больше изогнувшись. Был он, видимо, длинным, гораздо выше стандартного для обычного американца, шестифутового, роста, обладал гибким, тренированным телом.
Простите, мистер, не знаю вашего имени, но рация у нас вышла из строя. Тут нас тряхнуло немного на повороте, видно, обрыв или разъем контактов… Извините, сэр.
Это на подъезде к туннелю? – небрежно спросил Эрвин Додж.
Совершенно точно, сэр! – обрадовался Виккерс. – Ремонтные работы, сэр, кусок гудрона под колесо… Разрешите осмотреть рацию, мистер Президент? Может быть…
Хватит болтать! – оборвал его Эрвин Додж. – Я – начальник охраны Белого дома. На Президента совершено покушение. Вы оба поступаете в мое распоряжение. Поезжайте вперед до первого дорожного поста или бензоколонки. Вперед!
Есть, сэр! – выкрикнул с готовностью сержант и кивнул водителю.
Тот легко тронул «форд» с места и принялся набирать скорость.
– Включите радио! – распорядился Президент.
«Может быть, передают какие-либо новости, – подумал он. – Неужели в Вашингтоне еще не знают о приключившемся с нами?»
Водитель коснулся сенсорного переключателя радиоприемника, и в салон «форда» ворвалась музыка. Следующая станция передавала рекламу. Третья гремела танцевальными ритмами, перемежая их жизнерадостными воплями диск-жокея.
Вот прорезался голос Эдди Принса, который исполнял популярную песенку.
– Оставьте, – сказал Президент.
Равнодушный к модным певцам, он слышал от жены Глории, занимавшейся общественной работой в молодежных организациях, о широкой известности Принса среди американских парней и девушек.
Видно устав от бесконечных повторений «голубой, голубой», певец вдруг сорвался в визгливый речитатив и выдал в эфир такое, что Президент покраснел. Из радиоприемника неслась откровенная апология отвратительных извращений, типичный порнорок, по поводу которого были уже слушания в конгрессе. И под давлением общественности сенат и палата представителей приняли закон, обязывающий владельцев фирм звукозаписи наклеивать на диски и кассеты с такой «музыкой» этикетки: «Родители! Внимание! Откровенная лирика!»
– Уберите эту пакость! – крикнул Президент, и голос «голубого» Принса исчез.
«Но как проникло это в эфир? – спросил себя Президент. – Этикетки, конечно, фиговый листок. Нужна жесткая цензура и в музыке. Вроде полиции нравственности».
Он, вздохнув, подумал о том, сколько еще проблем предстоит ему решить. «Если выберусь из этой переделки целым», – усмехнулся Президент. Он вспомнил о совещании в Вашингтоне, куда так торопился сегодня утром вместе с генералом Уорднером. «Бедный Дик!»
А на конец нынешнего дня Президент пригласил на ужин государственного секретаря и одного из сенаторов. Это были люди, на которых он мог до конца положиться. Именно с ними хотел посоветоваться Президент по весьма щекотливому вопросу: как попридержать натиск израильского лобби в конгрессе, которое распоясалось еще во времена правления Рональда Рейгана, да и предыдущих хозяев Белого дома.
Президент отдавал себе отчет в том, что всерьез утихомирить лоббистов Тель-Авива ему не удастся, но чтото предпринять было необходимо. Иначе никогда не выпутаться из паутины ближневосточных проблем. Да и вообще не утихнут бури на Средиземном море, если не умерить экспансионистские аппетиты Израиля. Сделать это могли бы только сами Соединенные Штаты, по печальный парадокс состоит в том, что именно могучая сверхдержава сделать этого не в состоянии. Не страна, вернее, нет, а те, кто управляет ею.
Президент невольно подумал о печальной судьбе генерала Джона Брауна, который занимал высокий пост председателя Комитета начальников штабов еще до Уорднера. Однажды, выступая перед американскими студентами, генерал Браун сказал молодым соотечественникам:
– Вы не можете себе представить, насколько могущественно израильское лобби в нашем конгрессе. Израильтяне приезжают в Пентагон и требуют для себя самую современную военную технику. Мы отвечаем им, что нам не удастся уговорить конгресс согласиться на подобные поставки. Тогда нам отвечают: «Конгресс – не ваша забота. С конгрессом мы справимся сами». Это люди из другой страны, только они всегда добиваются своего.
И какой разразился после этого скандал! Президент, тогда еще начинающий сенатор, хорошо помнил, как все газеты и телевизионные компании, контролируемые сионистами, обрушили ушаты грязи и помоев на председателя Комитета начальников штабов. Бедного Брауна дружно обвиняли в антисемитизме и влиятельная «НьюЙорк таймс», и пытающаяся выглядеть объективной и независимой от администрации Белого дома «Вашингтон пост». Против неосторожного генерала, возмутившегося засильем израильской агентуры в его собственной стране, начали разнузданную травлю три главные телевизионные компании Америки: «Америкен бродкастинг систем», «Коламбия бродкастинг систем» и «Нэйшнл бродкастинг систем». Все они принадлежат бизнесменам еврейского происхождения. Жаждали крови Брауна и местные средства массовой информации.
И тогдашний президент Картер, который хорошо знал, что без их поддержки не сможет долго удержаться в доме № 1600 по улице Пенсильвания, всегда помнивший, как, впрочем, и его предшественники и преемники, что предвыборные фонды «слонов»-республиканцев на сорок процентов, а «ослов»-демократов на две трети состоят из еврейских капиталов, был вынужден вызвать генерала Брауна в каменный вигвам с колоннами. Там он устроил ему жесткий разнос и заставил Брауна всенародно заявить, что он искренне сожалеет о случившемся, берет свои слова обратно, извиняется за ту несусветную чушь, которой пытался забить светлые головы молодых американцев. А вскоре председатель КНШ был отправлен в отставку.