Познер о «Познере»
Шрифт:
В. ПОЗНЕР: Мой отец был сыном эмигранта, его семья покинула Советский Союз в 1922 году. И у него оставались романтические воспоминания о революционном Петрограде — он все помнил. Он жил за границей долго, успешно работал в киноиндустрии, стал человеком весьма преуспевающим. Не брал никакого гражданства — ни французского, ни американского, — потому что хотел вернуться в Советский Союз. И в декабре 1952 года он привез нас, свою французскую жену, меня, девятнадцатилетнего, и моего брата сюда. Если бы Сталин не умер через четыре месяца, моего отца посадили бы непременно. И, скорее всего, с концами. Мать, наверное, тоже. Может, и меня. Пашку — нет, его, наверное, в какой-нибудь детдом отправили бы. Я понимаю, что это трагедия, когда страна разваливается, когда целый народ старался, верил, пытался что-то созидать.
Ж. АЛФЕРОВ: Мой отец тоже провел некоторое время в местах заключения — мне об этом он рассказал уже после XX съезда партии. Его выпустили довольно быстро, потому что он ничего не подписал, в это время уже требовалась санкция прокурора, а прокурором оказался его товарищ по гражданской войне. Я прекрасно знаю, что происходило, и думаю, что да, вы правы: проживи Сталин еще несколько лет, снова творились бы ужасные вещи. Тем не менее страна сделала необычайно много. Советский Союз и наша система эволюционировали в положительную сторону, и эта эволюция могла и должна была привести к сохранению и могучей промышленности, и науки. Я же был народным депутатом СССР, состоял, между прочим, в межрегиональной группе. И вместе с тем я голосовал, как и многие другие, против шестой статьи. А сегодня думаю: наверное, нужно было оставить шестую статью и бороться следовало за демократизацию партий. Это дало бы нам гораздо больше. Нам пример в этом отношении показывает Китай — там происходит очень медленная эволюция. У нас она прошла быстрее.
В. ПОЗНЕР: Вы знаете, сколько людей сидит в Китае?
Ж. АЛФЕРОВ: Не знаю. А сколько людей сидит в современной России?
В. ПОЗНЕР: Я имею в виду политических заключенных, а не уголовных.
Ж. АЛФЕРОВ: Я хочу сказать следующее: да, я за демократическую страну. И вместе с тем я считал и считаю, что коммунистическая идеология и идеология советской власти, идеи социальной справедливости в конечном счете победят. С моей точки зрения, мы действительно нуждались в НЭПе, специфическом НЭПе в 1980-е годы. Но нам не следовало проводить ту приватизацию, которую мы провели.
В. ПОЗНЕР: Теперь о причине вашего избрания в Госдуму в 1995 году. Вы говорите очень откровенно: «Я встречался с Черномырдиным, сказал, что есть проект строительства образовательного центра. Средства были выделены, 8 миллионов долларов — очень большая сумма по тем временам. А потом я получил предложение быть в списке. Я уже не мог отказаться. С этого начался мой опыт в Госдуме». Так это вы отрабатывали, что ли? Извините, грубо, но так получается. Вы были обязаны — все-таки 8 миллионов, хотя и не вам лично?
Ж. АЛФЕРОВ: Да. Я сказал то, что сказал. Я не собирался быть депутатом Госдумы. Виктор Степанович приехал в Ленинград, на одном из совещаний объявил, что нам нужно поговорить, пригласил меня в резиденцию, где он остановился. Я знал, что он позовет меня — я отвечал за Санкт-Петербургский научный центр, я за него и сейчас отвечаю, — и я ему рассказал о нашей философии, о нашей концепции непрерывного образования. И на него произвела большое впечатление моя фраза о том, что для школьника академик не авторитет. А авторитет — тот же школьник, старшеклассник, который пошел учиться к нам на наш факультет. И если объединить это все под одной крышей, то они с большей вероятностью будут избирать научную стезю. И через несколько дней на одном из моих писем по поводу строительства научно-образовательного центра появилась такая резолюция. Мне позвонили из Минфина, спросили, куда переводить деньги. А спустя еще пару дней со мной связался его помощник и спросил: «Как насчет списков «Наш дом — Россия»? И я ответил «Да». В этой ситуации я не мог ответить иначе.
В. ПОЗНЕР: Первое пленарное заседание Госдумы нынешнего созыва вы открыли на правах старейшины и очень артистически (вы это умеете) выступили, сказав, что главная проблема сейчас состоит в устойчивом развитии планеты. «Проблема бокала шампанского». Вы взяли в руки современный бокал и отметили, что 86 % доходов мира принадлежит 10 % населения, а тонкая ножка бокала — это все остальное население. И надо что-то с этим делать, надо это сломать. И вы разбили бокал со словами, что его разбить легко, а делать все гораздо труднее. Красиво. Очень эффектно. А вы сами знаете, как это сделать на самом деле?
Ж. АЛФЕРОВ: Я сказал тогда еще несколько вещей. Прежде всего о том, что мы должны отказаться от плоского подоходного налога, нам нужен прогрессивный, как везде. Затем, обращаясь к Зубкову, который присутствовал на заседании, я привел простой пример. Когда-то в середине XIX века премьер-министр Великобритании сэр Гладстон посетил лабораторию Фарадея и спросил у него: «А что мы будем делать с вашими открытиями, с вашим электричеством?» И Фарадей ответил: «Вы будете получать налоги». Так вот я сказал Зубкову: «Если вы по-настоящему поддержите науку, то с наших открытий в области нанотехнологий вы будете получать налоги». Почему я до сих пор в Госдуме и волнуюсь насчет бюджета будущего года? Я считаю, что один из важнейших элементов вывода России из кризиса — это развитие, научно-технический прогресс, основанный только на достижениях науки. Здесь нужно догонять, перегоняя. Для этого требуется максимальная поддержка науки, и наше научное сообщество может, вообще говоря, эту поддержку использовать и расплатиться стократно.
В. ПОЗНЕР: Как вы думаете, что у вас общего с Биллом Гейтсом?
Ж. АЛФЕРОВ: Могу сказать, что Интернет возможен в том числе благодаря волоконно-оптическим линиям связи, где стоит полупроводниковый лазер двойного действия.
В. ПОЗНЕР: На самом деле другое. Его, как и вас, крайне заботит проблема образования, школьного образования. Это у вас общее. Вы противник платного школьного образования?
Ж. АЛФЕРОВ: Да. Я считаю, что возможность получить образование должна зависеть не от кармана родителей, а от способностей ребенка. И еще я противник ЕГЭ — идейно, по очень простой причине. ЕГЭ построен на том же принципе, что и экзамен по правилам уличного движения: вот четыре ответа, нажми на правильный. Я пожилой человек, я помню, как в мое время для того, чтобы поступить в хороший вуз, требовалось обязательное собеседование, и никакая медаль не гарантировала поступления.
В. ПОЗНЕР: Вы атеист, насколько я понимаю. Но вот что вы говорите: «Когда делали атомную и водородную бомбу, наверное, дьявол помогал в этих работах. Но Бог не сопротивлялся, потому что делалось это в СССР с благими целями — чтобы не было монополии на ядерное оружие, и мы от «холодной войны», слава богу, не пришли к «горячей». Но построить новое солнце на земле, то есть запустить термоядерный реактор — это, наверное, Богу не нравится». Что ж это такое?
Ж. АЛФЕРОВ: Простите, неужели атеист не может произносить подобные слова? Я говорил это в дискуссии, защищая наиболее эффективный, экономичный метод получения энергии, к которому человечество придет посредством преобразования солнечной энергии.
В. ПОЗНЕР: Хорошо. Вы как-то сказали и, видимо, теперь правительство тоже об этом говорит, что привычным лампочкам осталось жить недолго: «Придет хана им, благодаря светодиодам». А чему еще придет «хана» вследствие развития высоких технологий, на ваш взгляд?
Ж. АЛФЕРОВ: Ну если касаться того, что мне близко, то я уже сказал об этом — солнечная энергетика, безусловно, будет основной. К концу XXI века солнечные батареи станут одним из наиболее эффективных способов преобразования. Уже сегодня рекордный КПД в этой области — 40 %, это гигантская цифра. Начинали в 1954 году с 6 %. Я думаю, что многое — ноя здесь не специалист — произойдет в бионанотехнологиях, в развитии понимания живого. Здесь у нас тоже, между прочим, есть замечательный ученый — Константин Анохин, внук Петра Анохина. Я недавно слушал его доклад, мне трудно его оценить, потому что там я не профессионал. Но доклад блестящий. Генетика работает! Я его сразу пригласил прочитать лекцию в нашем научно-образовательном центре. И я давно хорошо знаком с Владимиром Петровичем Скулачевым. В 1973 году мы делали с ним доклады на Президиуме Академии наук. И то, за что я получил Нобелевскую премию, то, что он успешно развивает сегодня, — все это было сформулировано тогда. У нас есть по-настоящему талантливые люди. Молодой Анохин — это замечательно. А Владимир Петрович занимается не продлением жизни, а борьбой со старением, в том числе, как говорится, начинающих пожилых людей, — и это тоже великолепно.