Позолоченные латунные кости. Коварное бронзовое тщеславие
Шрифт:
Энтузиазм Киры иссяк. Она выговорилась. Но женщины Тейтов редко молчат долго. Я попытался разложить по полочкам, что же она имела в виду.
У Кипа было немного друзей.
Страфа все еще облокачивалась на спинку моего кресла. Костяшки ее пальцев побелели. Кира избегала смотреть на нее, хотя должна была испытывать любопытство.
О! Снова Клика. Друг, нуждающийся в помощи, – должно быть, Кивенс. Когда мы с Бегущей по ветру впервые встретились, Кип помогал Кивенс, несмотря ни на что.
Когда Кивенс и Кип объединяли в
Беспокойство Киры распалило тревожность Страфы. Бегущая по ветру испытывала сильное волнение, потому что боялась, как бы Кивенс не оказалась той девушкой в обтягивающей черной кожаной одежде.
И хотя она верила в алиби дочери… Она действительно считала, что Кивенс способна на столь грязное поведение. Вот в чем ключ.
О боги! Моя новая союзница, которая могла стать моим особенным новым другом, способна превратиться во врага, если ее самый большой страх окажется правдой.
Алиби можно и сфабриковать – до или после совершения преступления.
Я без труда вообразил, как Кивенс справляется с воскрешением людей. У меня не было шанса узнать ее хорошо, но я помнил социально патологическую личность. Однако такая формулировка была справедлива в отношении большинства членов Клики, где Кивенс еще не самая плохая и ужасная.
Эта сторона дела нуждалась в расследовании.
Итак, не исключено, что Кивенс жила на том складе на севере, производя новых людей из лучших частей старых.
Где она доставала деньги, чтобы оплатить столь дорогостоящее воскрешение?
У Кипа?
Я положил ладонь на руку Страфы, вцепившуюся в спинку моего кресла.
– Она не может себе этого позволить.
– Чего?
– Подумай. Где бы Кивенс взяла такую крупную сумму, чтобы основать то, что ты видела на Северной стороне?
Кира пристально заинтересовалась моими руками и диалогом. Без сомнения, Тинни получит детальный рапорт.
А я, будучи Гарретом, чудо-дураком, должен был успокоить перепуганную Страфу и потому сказал:
– Кивенс никогда не смогла бы так хорошо выглядеть в черном, как…
Может, да. А может, и нет.
Когда я познакомился с Кивенс, она притворялась мальчиком. Если она пошла в маму, то могла сделать так, чтобы черная кожаная одежда сладострастно тлела на ней.
Стрельба наобум (чтобы заставить Страфу почувствовать себя лучше, потому что ее дочь имела странное телосложение) была одним из тех особенных моментов, которые делали меня уникумом.
Мгновение спустя, когда языку моему уже поздно было прилипать к гортани, я легко вообразил хор голосов, твердящих, какой же я бесчувственный тупица.
Один из голосов вовсе не был воображаемым. Он исходил от существа по ту сторону прихожей и звучал сердито. Но негодование сменилось неясными извинениями. Если я правильно понял, Покойник вымещал на мне раздражение, накопившееся во время беседы с рыжулей. Тинни продемонстрировала,
Я изумился. Покойник потерял терпение и выставил ее. Наверняка это было тактической ошибкой. Даже сегодня самую трудную Тинни можно было вразумить, потратив на это некоторое время. Выдержка, отсутствие нравоучительности, никаких разумных доводов. Просто рьяно преподноси свою позицию. Беспокойство или испуг действуют лучше всего. Потом надо заткнуться и уйти. А в конце концов подать все так, будто взаимное согласие – ее идея.
Большинство парней сочли бы такую работу чрезмерной. Да и, честно говоря, для меня тоже она стала превращаться в вынужденные сверхурочные.
Старые Кости думал, что факты и цифры должны возобладать над эмоциями. Он отъединился от ранимой напряженности живых существ, однако его могла взбесить упрямая женщина. Начать с того, что он вообще не любил слабый пол. У него ушла целая вечность, чтобы Тинни начала ему нравиться, насколько вообще когда-нибудь нравилась женщина. И ему понадобилось время, чтобы привыкнуть к Синдж, но теперь они пребывали в ладу и согласии.
А вот с Пенни Мрак у него никогда не возникало проблем, может, потому, что Пенни явилась к нам до того, как к ней самой явилась зрелость. Покойник сделал исключение для Страфы Альгарды, которая, без сомнения, была в самом соку.
Способность Покойника развлекаться моими одержимостями и тревогами не уменьшалась.
Мне было слышно, как Тинни разговаривает в коридоре – возможно, с Морли. Она не познакомилась с Ди-Ди или с Майк – тон ее не был враждебным.
«Я исчерпал все ее запасы яда».
За мной наблюдало слишком много глаз, и я не мог вступить в беседу со Старыми Костями. Это его тоже развлекало, потому что половина нынешнего народонаселения в доме считала, что он дремлет.
Я сосредоточился на Кире, хотя дядя Освальд и Артифик могли причинить больше бед. А пока я был одержим Тейтами, Уэстмен Туп (отнюдь не выпивший так много, как притворялся) фиксировал в своей памяти каждый нюанс.
Синдж и ее брат обменялись многозначительными взглядами.
Краш оставалась милой юной фантазией каждого мужчины, прикидываясь рассеянной и оценивая литературные сокровища Синдж.
Кира и Страфа продолжали снимать друг с друга мерку.
– Что еще мы можем швырнуть в этот котел, чтобы добавить толику аромата? – проворчал я. – Как насчет какой-нибудь жгучей приправы?
Жгучая приправа вышла в свет, ее появление было цивилизованным.
«Я ее утомил».
Один-единственный взгляд сказал мне, что никого, кроме вечно любимого голубоглазого малыша мамы Гаррет, не запугало это появление.
Тинни остановилась в дверях. Она всмотрелась в каждого по очереди и вспомнила всех, кроме Краш. Краш не удостоила ее чести повернуться и взглянуть, кто там вошел. Тинни нахмурилась, узнав Страфу, которую мельком видела раньше.