Позови меня трижды
Шрифт:
И перед тем, как окончательно затихли в ней все голоса, приснился Катьке сон. Вокруг было темно, поэтому Катя поняла, что это поздняя-поздняя осень. Снег еще не выпал. И она тряслась в набитом автобусе, но, вроде, не по городу, потому что в окне мутная Луна выхватывала скудные голые перелески. Она думала только о том, как же ей будет холодно выходит из душной влаги автобуса в этом легком светлом пальто. Другие тяжелые навязчивые мысли она прогоняла от себя. Не будет она об этом думать, не будет и все! И вдруг рядом с нею оказалась Макаровна. Катя знала, что такого не может быть, что не должно ее быть здесь. А Макаровна, хоть бы хны, устроилась рядом, согнав с сиденья какого-то нефтяника. Интересно, а кто такие нефтяники? Такие смеющиеся грязные мужики, с которыми можно ездить в таких поганых автобусах. Подонки общества. И почему-то сразу стало ясно, что едут они
Проснувшись, Катя почти ничего уже не помнила. Только по мокрой подушке под щекой она поняла, что плакала всю ночь.
ШЕСТЕРКА ПИК
Поздняя дорожка называется... При фигурах - потеря. Кака у нас фигура-то последней выпадала? Вот, пиковая дама. Значит, уйдет она навсегда своею позднею дорожкой. И при других пиках было бы с этой картой веселье. Неумное, пьяное наше русское веселье с долгим похмельем. Но трефы, что раньше выпали, говорят, что всем фигурам пасьянса лежит неудачная несчастливая дорога, перемена дома. Масть в пасьянсе поменяться должна. Вот если бубны потом пойдут, так эта дорога выйдет за деньгами. Не дорога, погоня. Любит наш народ за деньгой гоняться. Самая бесполезная дорога в жизни. Но опять-таки черви здесь говорят, что и дорога короля к тебе еще не заказана. Вот только дойдет ли он до тебя?
У родителей в то же самое время на работе случился какой-то большой аврал перед приездом какого-то дядьки из Москвы. И сейчас это было очень некстати. Катя почти неделю практически не видела ни папу, ни маму. Приходили они поздно ночью, усталые. Кушали холодные щи, не разогревая, и падали спать. Поэтому вечера Катя всю неделю проводила исключительно с Терехом возле титана в их ванной. Если папка у него тоже был на работе, то Танька приводила домой своих подружек, и Катя с Терехом вынуждены были сидеть на подоконнике в подъезде, а там уже было совсем холодно. Не любили они ее подружек, которые все хихикали над ними и со смехом лезли к ним в ванну. А когда Таньки не было, то и пьяный папка Терехов не мешал им рассматривать журналы с картинками. Про Макаровну Катя ему в общих чертах рассказала почти все, не сказала только про гадание на шарике, про Кролика и, почему-то, про жабу. Но Терех, оказывается, и сам заранее знал, что Макаровна - ведьма старая. А в Катькиной квартире они оба чувствовали себя неуютно, будто там прятался кто-то чужой и страшный. Поэтому Терех, уложив Катьку спать, отправлялся к себе домой, оставляя для подружки свет в коридоре.
* * *
И ночью в пятницу, Катя неожиданно проснулась от резкого толчка в грудь. Она медленно отходила от тяжкого, мутного сновидения и со страхом вглядывалась в полоску лунного света на стене. В серебристой пыли, напротив прикрытой двери в спальню родителей, стояла девушка. И почему-то, может быть из-за того хрустального шарика, Катя знала, что именно ее когда-то звали Маргаритой, а иногда просто Маргариткой. Она была молодой и красивой, совершенно непохожей на ту Макаровну, которую при жизни знала Катя. Сначала она была расплывчатой и прозрачной, но постепенно краски проявлялись на ней, последними засверкали стеклянные пуговки на груди, а на губах появилась грустная улыбка.
– Прощай, Катя! Я умерла... Так и не стала ты ведьмой, наверно, теперь будешь контрразведчицей, - с тихим смехом прошептала она. Она прошлась по комнате, тонкими хрупкими пальцами прикоснулась к фарфоровым слоникам, стоявшим по росту на деревянной спинке дивана, шурша длинным пышным подолом платья, покружилась в лунных бликах.
– Маргарита Макаровна...
– Марго! Я теперь просто - Марго!
– А как же я? Я тоже так хочу, и платье такое же!
– Всему свое время. Живи своей жизнью, а в моей - это было единственное дамское платье, да и то очень недолго. Мы его на фунт меда выменяли с Анастасией, когда хотели спасти ее сына, а все равно не спасли, он умер от испанки... А потом мы стали обычными старухами, старыми ведьмами, потому что в контрразведчицы нас по социальным корням не приняли! А теперь это платье опять мое! Ах, какая длинная, несуразная получилась жизнь!
Марго кружилась, смеялась переливчатым нежным смехом, каким смеются только девушки, уверенные, что в жизни их ожидает только счастье.
– Марго! Остановись! Ты мне хотя бы флакон свой принесла, - мрачно сказала Катя. Она видела, что становится совершенно безразлична танцующей красавице.
– Захочешь еще погадать, обратись к Анастасии! Да что гадать напрасно! Жизнь все равно повернет по-своему.
Видение растаяло. Этой разодетой эгоистической барышне, которой оказалась Маргарита Макаровна, было совершенно плевать на трудную Катину жизнь, на ее стремления, переживания. Когда захотела - померла! А Катя, втайне от Тереха, так на нее рассчитывала! Она толком даже не узнала про свою судьбу! То, что Катя увидела в шарике, ее совсем не устраивало, совсем!
До утра она так и не заснула, а с будильником встала злой, раздраженной на всех, которые сначала обещают сделать ведьмами, а потом нарушают свои обещания и еще перед носом в таких платьях скачут, что от зависти помереть можно!
Утром Катя вышла из подъезда, размышляя над тем, как неправильно строители делают в домах подъезды. Идешь в школу, куда идти-то и так мало приятного, а тебе еще при выходе из подъезда ветер прямо в морду шибает. К соседнему дому шли несколько старух в заношенных драповых пальто с большими хозяйственными сумками. Впереди топала высокая мрачная бабка с топором в авоське. Катя с враз опустившимся куда-то сердцем поняла, что это и есть Анастасия. Та махнула старушкам рукой, чтобы они шли пока без нее, а сама подошла к замершей у подъезда Кате.
– Это ты - Катя, подружка Маргошина? Говорят, в шарик видеть можешь?
– Я самая, только я уже ничего не вижу!
– Врешь! Да, ладно... Мы к Марго пошли, обмыть надо, по-людски проводить. Участкового уже предупредили, он каку-то бумажку сделает, чтобы ее на кладбище зарыли. Вот жизнь, без бумажки и в землю не зароют! Попик к обеду отпевать придет. Надо скорее ее схоронить. Когда на кладбище у нее будем, здесь такое начнется! Все пьянчуги заводские грабить Маргошку сбегутся, сейчас из-за этой комсомольской стройки столько отребья в город понаехало... Ты домой раньше восьми не ходи, не надо тебе это видеть.
Из подъезда Макаровны вышла сухонькая старушка и крикнула: "Настя! Нам без тебя не отпереть! Колуном надо замок отжать, иди скорее!".
– Щас! Куды спешить-то? Чай, Маргарита не сбежит! Я живу у "Крестика" в доме желтом двухэтажном, старух на лавке спросишь - укажут. Сама приходи, звать не буду! Много чести такой сопле!
– А я не приду!
– Не зарекайся! Иначе, дорога будет тяжкой. Ладно, Катюша, просто я из-за Марго расстроилась. Как это она так? Никого не предупредила, главное! Мы-то в таком возрасте это уж заранее узнаем. Это вы, пока молодые, смерти не чувствуете.
– Она мне говорила... Ну, что Бог есть, и что помрет скоро. Беспокоилась о домовине...
– Совсем тогда непонятно, сдвинулась она, что ли, на старости лет? У меня сон был нехороший, соседке ее позвонила, а та достучаться не смогла... Вот мы и двинули.
Анастасия повернулась к Кате спиной и, бормоча что-то себе под нос, побрела крушить дверь у Маргариты Макаровны.
* * *
На занятия Катя не пошла. Она подкараулила Тереха у школьного титана, на этаж старших классов ее уже нарочно не пускали.