Позови меня трижды
Шрифт:
Раньше Терех всегда отвечал за подбор персонала, и претензий к нему не было. Поэтому ему строго, без скабрезностей было дано руководящее указание срочно принять на работу секретаря, мать ее, референта. А то, видите ли, Райка как-то по базарному на звонки отвечает: "А-а?" да "Чо?". И вообще у нее имеется свой, ответственный участок работы. Бегать самому по городу девок снимать человеку, по отчеству Сергеевичу, было решительно несолидно.
Но и доверил Валерий Сергеевич это дело Тереху зря. Во-первых, Терех почему-то тут же подмигнул любопытной Райке, торчавшей тут же, а та захихикала. Во-вторых, потому, что однажды утром у дверей своего кабинета Валет Серёгович, как тайком звали его подчиненные, обнаружил улыбающуюся Таньку, с трудом взгромоздившуюся
– Здравствуй, Татьяна! Ты мне по телефончику лицензионный отдел исполкома набери, Зотова там спросишь, - осторожно сказал Валерий.
– Сейчас-сейчас, мне Терех дал все телефоны и проинструктировал, Вы к себе в кабинет идите, там чай на столе горячий с ватрушками, я с утра пекла.
Кушая пышные свежие ватрушки Валерий не без удовольствия, медленно, со смаком расставался с погубленной мечтой, смиряясь с неизбежной реальностью.
* * *
Не сказать, чтобы Танька, принятая Терехом на работу секретаршей, очень обрадовала Кузьму и даже Бобку. Даже у Райки иногда отвисала челюсть при виде ее наглой безмятежной физиономии. Над ребятами она с детства хихикала с этой Зелькой своей, она всегда была взрослой, она такой родилась! И потом в ней очень рано появилось что-то такое, отчего все большие ребята относились к их компании уважительно, а некоторые даже заискивали. Круглое, смешливое Танькино лицо и толстая пшеничная коса вызывали тогда у ровесников неизменный интерес. Но времена те ушли безвозвратно, и не виновата была Танька в том, что нынче было принято сажать перед собственным кабинетом тоненькое длинноногое крашенное существо с хищной заносчивой мордашкой. А Танька, как была красавицей конца шестидесятых, так дальше и не продвинулась с пьянчугой-мужем, двумя огольцами - Тереховскими племяшами и шестью сотками огорода. Но работу она знала, печатала без ошибок. А когда, после двух получек, Танька приоделась на стихийно возникшем вещевом рынке, ее стало не стыдно посылать в любую инстанцию, да и вообще хоть куда. Чиновные мужики в возрасте просто оживали при виде пышнотелой улыбчивой блондинки, с трудом удерживающей равновесие на французской шпильке. Все вокруг Таньки расцветало и одомашнивалось. Китайские пластиковые цветочки, которыми Рая пыталась наладить уют, она выставила в туалет, а в конторе зацвели розы, калы и лилии нескольких сортов. Фирма стала регулярно пить чай с сухариками и Танькиным печеньем. Курить Татьяна разрешала не ранее двеннадцати часов дня и только в самом конце коридора. Постепенно все привычно подчинились Танькиному диктату, как когда-то привычно по ее приказу мыли руки и шли домой сушиться, если все-таки падали в огромную лужу с покрытым коркой льда дном, в которой они любили бездумно бродить друг за другом по кругу ранней весной...
РОДНАЯ КРОВЬ
К Таньке не просто привыкли, присохли! Причем очень-очень давно. Поэтому всем стало не по себе, когда однажды она не вышла на работу. На телефонный звонок Тереха ответил его младший племянник, которого Танька в тот день не отвела в садик. Он сказал, что папа у них ушел навсегда, а мама лежит, плачет белугой и говорит, что наложит на себя руки. Терех с матом бросил всю работу на встревоженную Райку, торчавшую тут же у телефона, и бросился к сестре в их старую квартиру.
Папу этого ихнего Терех бил-бил, но не добил, потому что папа этот у них отродясь был дебил. Когда до сорока лет мужик успевает поучиться в двух вузах, отмазать от армии, перебрать с десяток профессий, не требующих длительной предварительной подготовки: от грузчика хладокомбината до кочегара котельной, чего от него ждать, кроме стишков в местной газете и разных подлостей? Против племянников, хоть те и были по фамилии Горбунковы, Терех ничего не имел. Но их папаша, нашедший, наконец, себя в качестве шофера городского драматического театра, вызывал в нем бурный протест. До двух часов ночи этот гад развозил пьяных актеров и актерок по домам, и только утром, по занесенному снегом театральному автобусу можно было определить у какой Джульетты он нынче Ромео. Гнать его надо было в шею, а эта Татьяна, такая разумная в других вопросах, почему-то в отношении своего полуночного ковбоя проявляла полное отсутствие логики.
День пропал. Терех сидел на кровати возле Таньки, зарывшейся лицом в подушку. Мужицким наметанным взглядом он окинул тугой зад сестры, обтянутый ситцевым халатом, ее полные загорелые ноги. Терех горько задумался о том, какие они с Танькой получились неудачные. Все вроде при них, а с любовью этой ничего им не светит. Вон Танька вообще не баба, а Царь-девица, а ревет о каком-то Коньке-горбунке.
– Тань, не вой, сколько уже можно, а? Сашку я покормил, а ты бы в ванну сходила. Отмокла.
– Отстань!
– Ты, Таня, не хами, а хахаля твоего, даже если сейчас явится, я с лесенки спущу! Так что можешь еще пореветь, но больше этого засранца я к тебе не допущу. Извини.
– Вот куда ты лезешь? У нас ведь дети, я ради него всю жизнь положила, и никому я все равно не нужна!
– исчерпав аргументы своего отчаяния, Татьяна снова повалилась в подушку.
– Нет, Танька, пока ты еще телка хоть куда, тебе надо срочно что-то найти не такое мухами засиженное, как твой прохвост.
– Ты меня утешать собираешься, или нарваться хочешь? Я ведь на руку скорая!
– Только тычешь ею не туда, куда надо! Тань, поверь мне, задаром ты убиваешься. Если решила страдать, надо четко знать, о чем именно. А тебе ведь твоего мудака даже сравнить не с чем! Ты в жизни кроме его порток пузырями не видела ничего. И вообще имеет смысл урвать кусок от жизни половой. А потом бы спокойно осмыслила происходящее, стоит ли оно твоих воплей.
– Ты прав, наверно, но куда я отправлюсь от двух мальцов? С Кузькой по баням? А как я потом мальчишкам своим в глаза глядеть буду? И самому это тебе помогает, Терех? Седой вот уже стал, а не женишься...
– Ну, что я? Я истериками трудовой процесс нашей фирмы не срываю. Живу я хорошо, настроен я вообще оптимистично. Если твоего Горбункова не пришибу, то еще долго смогу находиться на свободе! Слушай, а это мысль! Ты помнишь Ольгу - нашу вожатую школьную?
– Это, которая раньше такая красивая была? В белой водолазке, грудь в обтяжечку? Блядь!
– И не говори! Не стыдно хоть теперь вспоминать, что когда-то был юным пионером! Как сейчас вижу нашу Оленьку в галстучке пионерском, он у нее был еще какой-то очень пышный, а вместо юбочек она предпочитала шортики...
– Мне она никогда не нравилась! Да еще мне девочки рассказали после школы уже, что из-за Ольги на партийном собрании разбирали нашего учителя физики... А он - женатый!
– Много твои девочки знают! Меня-то на том собрании не разбирали! Ольга теперь тоже своего рода пионерская вожатая. У нее и теперь девочки, мальчики... Работает она под видом лечебно-профилактической фирмы "Стэлла".
– Терех... Ты не врешь? Я ведь по радио рекламу этой фирмы слышала в стихах, а в газете часто такой красивый товарный знак печатают с буквой "С", нервы люди там лечат водой и массажем. Может, ты путаешь с кем-то?
– "Вот шагает дружно в ряд пионерский наш отряд!" Просто Ольга смолоду привыкла ставить дело на пионерский лад: с речевкой, эмблемой отряда. Но дисциплину во вверенном подразделении держит суровую, как в наше золотое времечко. Девки у нее не опаздывают, не ломаются, а после трудового подвига на повторные свиданки не напрашиваются.
– А ты-то откуда все это знаешь? А-а, ну понятно...
– Давай, я с ребятами твоими посижу, а ты ко мне пойдешь и себе мужика от Ольги вызовешь?
– Ты чо, совсем на этой почве сдвинулся? Кого в нашем городе можно от пионервожатой вызвать? Бывшего барабанщика Бобку?