Позови меня трижды
Шрифт:
Только после завтрака Кузьма обнаружил, что лопатника след простыл. На сытый желудок думать о Рае плохо не хотелось, тем более, что и Боб с огорчением отметил пустоту в своих карманах. В принципе, их могли обнести и в чайной, где они ужинали с водкой накануне... Сволочи!
Заняв у Райки чирик на заправку, Кузьма решил-таки пораньше покинуть гостеприимный дом. Ему надо было до работы успеть перехватить пару сотен дома. У дверей Рая, шурша пижамой, притянула к себе ошарашенного, не сопротивлявшегося Кузьку и торопливо поцеловала его в губы. У Бобика, взиравшего на эти нежности в старый отцовский трельяж, сами собой заходили желваки на простодушной глуповатой физиономии...
В этот день Бобка впервые зашел в обед к жене. Он почему-то не поехал
Бобка уже поплакался о свалившихся на него бедах Тереху за двумя палочками хрустящего печенья. Терех был полон житейской мудрости, сказав другу, что в сложившейся ситуации виноват, конечно, сам Бобка. Он даже представил социальный срез их с Кузькой отношений, начиная с того времени, когда техника затаила на Бобика зло. Поинтересовавшись ненароком периодичностью Бобкиной сексуальной жизни с Раисой, Терех, задумчиво присвистнув, сказал, что Кузьку бить не будет, потому что, может быть, только на его кобелиной самоотверженности и держалась в последнее время семейная жизнь Бобика. Вывод был далеко не новый в нашем Отечестве - пить надо было меньше!
Не поддержал Терех Боба и в его необоснованных догадках по поводу исчезновения наличных денежных средств в родном гнезде, поскольку ничего подобного раньше за Раисой отмечено не было. Но даже, если и подозрения не безпочвенны, то Бобик сам довел жену до этого шага вполне сознательно. Терех уже давно внутренне возмущался затрапезным видом Раисы, поэтому пресек Бобкины попытки насыпать себе в карманы и партмоне ломаные бритвенные лезвия, как подло насоветовал другу Кузька. Он сказал, что если тот сразу будет отдавать деньги жене, не закраивая крупные заначки, то их семейный союз будет только крепчать, как смычка пролетариев всех стран.
Кузьма теперь, приходя в офис с затоваривания точек, только беспомощно хлопал своими рыбьими глазками на расцветавшую прямо на глазах Раису, нагло посылавшую ему воздушные поцелуи. Бобкиных денег она теперь не жалела на самую яркую косметику, поставив себе за правило посещать вещевой рынок с дочерью чуть не через день из психотерапевтических соображений. Забывать добро она не собиралась, поэтому обязательно прикупала что-то и для Кати, ориентируясь при этом на свой, испорченный китайским ширпотребом, вкус. Поэтому через некоторое время Катя внешне стала отдаленно напоминать Машкиных кукол Барби.
БОНЖУР, МАДАМ! ПАРДОН, МЕСЬЕ!
Нас, детей, с этой игры и начинали к картам приучать. Садились все, бывало, в кружок, за столом после чая. Карты раздавали всем поровну. Смотреть в них нужды не было. Каждый брал из своей стопочки одну в раскрытом виде и приветствовал ее. Ага. Очень весело было. На семерки наш папенька так забавно хрюкал! На шестерку мы все пищали мышкой, восьмерки были лягушками, полагалось квакать. Королю отдавали честь, а даме говорили так тихонько, с придыханием: "Бонжу-у-ур, мадам!" Туза выкидываешь, надо по нему успеть хлопнуть ладошкой раньше брата. Валет, конечно, и был месье. Как перепутаешь что, так и сидишь со всеми открытыми картами в обнимку. Но взрослые этого не допускали, папа с мамой нарочно сами все путали. Папа хрюкал на короля, а мамочка квакала на даму. Как мы смеялись! Как смеялись!
Папа маму Неточкой называл. Мне вот даже дико представить, что папа мог когда-нибудь выпить водки и поставить своей Неточке синяк под глаз. Немыслимое дело! А маменька папу всегда по имени-отчеству, на "Вы". Как это было уважительно!
Что эти нынешние папы о любви-то знают? Ага. Знает твой папа, как же! А что же твоя мама меня погадать на него просила? Да ко мне половина мам из нашего дома за этим приходит! Что б вот этим папам самим не сказать что-то хорошее своим Неточкам, чтобы Неточки по чужим старухам не шастали? Так нет, гадости говорить они быстро выучиваются, а вот настоящие слова... Не знают они слов на каждый день. Вот я даже не помню, чтобы мои папа с мамой ссорились. Но ведь они же ссорились? Как без этого? Но там все равно были другие слова... Да-а, какие слова были! А под эти нынешние слова ссориться-то бессмысленно, как услышать друг друга под такие слова?
Видишь ли, сказать один раз про любовь тогда, когда особенно хочешь, чтобы тебе поверили, это у всякого получится. Но вашим папам почему-то не под силу каждый день проводить с женщиной так, чтобы она не кричала на весь подъезд, как Дуся Терехова, про охренелую сволочь. Чтобы хоть детей лишний раз не пугала. Что? Мамы сейчас такие? Та-ак. Карты обратно в стол складываем и топаем в подъезд. Раз мамы сейчас такие, то и ты, как будущая мама, такая же. Как не будущая мама? Ты про восьмое марта слыхала по радио? Вот! Там всех мам настоящих и будущих поздравляют, поскольку папы восьмого марта поголовно бухие и лыка не вяжут. Ну-у... Лыко такое бывает... Не про лыко речь! Сейчас пойдем в подъезд, и ты крикнешь: "Сволочь ты, Терех!" Как будущая мама.
Я-то? Не-е, я кричать такое не стану. Я вообще не мама, и никогда ею больше не буду. Чо я такое орать-то возьмусь? Такое вообще папе надо кричать, с кем деток наделала, жизнь прожила. Но раз такое само по себе уже в маме присутствует, раз мамы просто такие нынче пошли, то попробовать-то и смолоду можно, а? Ради восьмого марта и трудящихся женщин всех стран? Не получится? А знаешь, почему? Ты уверена, что у тебя будет такой папа для твоих деток, от которого ты услышишь самые лучшие, самые заветные слова... Ну-ну! Жди! Только от кого этому папе тем словам было научиться-то? Сам по себе придумает? Так на это у них ни души, ни придумки не хватит... На день-два, кто же спорит? А на каждый день... Бонжур, мадам! Пардон, месье!
ДЕСЯТКА ЧЕРВЕЙ
Девятка червей - это, касатка, любовь. Неожиданная любовь. И вот с этой девяткой треф читалось раньше очень красиво - "Любимая отдаст свое сердце!" Как объявление на столбе. Ветер рвет листочек, залитый слезами дождя, но кто решиться взять такую ношу, как чье-то сердце? Сколько вас тут сидело под столом, я таких что-то не приметила.
Да, это мольба, просьба о любви. Напрасная просьба. В каждой просьбе привкус тления. Но как удержаться и не попросить? И когда слова твоей молитвы живому богу уносит ветер, ты уже видишь зарево конца. Бедное сердце, держись, сколько сможешь. В любви нет жалости, ибо стрелы ее стрелы огненные. Не проси, никто не откликнется и не поймет, что ты просишь не ради себя, а только лишь для того, чтобы сохранить, не расплескать затухающий огонек на ветру. Одна, совсем одна. И как только погаснет твой огонек, так сердце твое погрузится во тьму отчаяния... Чем же ему успокоиться, бедному сердцу?
Иногда по вечерам, оставаясь в пустой квартире одна, дожидаясь Валерия с очередного культурного мероприятия, Катя доставала карты и горестно спрашивала саму себя: "Валерочка, любишь ли ты меня? Скажи! Ну, что тебе, жалко, да?"
Как же ей нужны были эти слова! Как она выпрашивала их, допытывалась до них в минуты близости. Изголодавшееся сердце устало ждать. Оно ждало, пока были силы. И ее настойчивый шепот тянул Валерия из блаженной истомы после длинного, длинного дня. Никогда раньше у него не было таких длинных, таких замечательных дней. Ему хотелось просто уснуть на ее плече, а она, выворачиваясь, с новой силой кидалась к нему с ласками и глупыми вопросами. И что-то внутри восставало против ее настойчивости, что-то не позволяло ему окончательно поддаться мягкой неге ее тела. Что-то мешало до конца слиться с ней, назвав ее всеми именами, которые звучали в нем, придумать новые и сказать ей о любви. Это означало бы отказаться от слишком многого в наступившей для него жизни. Для этого нужно было бы и кое-что признать из того, о чем Валерий предпочитал не вспоминать в постели с Катей.