Позови меня трижды
Шрифт:
Нет, не удержалась Катерина. Она знала, знала, что нельзя даже намеком выдать, показать Валерию степень своей теперешней зависимости от его слов, улыбки. Но слабость женского сердца выдала ее с головой. Ей хотелось ласкать его, прижимаясь всем телом, шептать безумные слова, понятные только им двоим. Ей хотелось возместить все, в чем до нее обделила его судьба. И она в наивности своей полагала, что весь мир вокруг должен был перемениться, озаренный светом ее неожиданно проснувшейся любви.
Полюбив Валерия снова, Катя твердо решила уберечь его, в первую очередь, от себя самого. Она, с ее наивными прописными истинами в голове, вознамерилась уберечь своего любимого и от плохих друзей и от плохих поступков. Больше он в подвал к Кролику от нее не пойдет!
Но жадная страсть в Валерии
Конечно, Катя и раньше была немного со странностями. Ну, не в этом смысле. Просто, для нее и раньше-то было гораздо проще почитать "Справочник бухгалтера-аудитора" и "Финансовую газету", чем, к примеру, что-то из любовной лирики Александра Сергеевича Пушкина. А если влюбленная женщина целыми днями подсчитывает выручку своего любимого, узнает о нем все новые подробности, открывает для себя все новые грани характера, качаясь на цыпочках в нише возле вентиляционного отверстия, то считать она уже не перестанет и в постели с милым. Обычная женщина, ничего особенного. Поэтому и ей было нестерпимо больно, когда в ней начала умирать страсть. Счет оказался не в ее пользу. А этого не простит ни одна женщина. И тот, кто сказал: "Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей", был мужчиной.
Пламень страсти угасал. Как хотелось Кате задержать в себе это блаженное состояние, как хотелось любить, любить, ни о чем не задумываясь, но Валерий ни чем ей не помог.
И ничего он так и не понял, ничего не почувствовал, когда она вдруг перестала его умолять, просить рассказать ей сказочку о любви. Лишь легкое беспокойство шевельнулось в его душе, когда он, войдя на кухню, увидел в темном проеме окна стоявшую к нему спиной Катю, а она даже не повернулась на звук его шагов.
– Кать, у тебя все в порядке?
– спросил тогда он.
– В порядке, - обычным тоном ответила она.
– Суп и котлеты в холодильнике. Разогреть?
– Нет, я на работе поел, - сразу успокоившись, сказал Валерий.
– Понятно, - так же спокойно протянула Катя, так и не повернувшись к нему.
Но с этой ее успокоенностью, отрешенностью пришло и что-то другое, что неясно беспокоило Валерия. Она больше не отвечала с готовностью всем телом, когда он брал ее, и в руках ее уже не было той сладкой дрожи, которая и его, ответной волной пронизывала желанием. Но и тогда он не понял, что из их отношений навсегда ушла страсть. Рядом с ним лежала равнодушная, уставшая за день женщина. Добрая женщина, умевшая приготовить борщ и выстирать рубашку, делавшая все с сосредоточенным серьезным выражением, участливо осведомлявшаяся о самочувствии. Но он уже не мог обмануться, потому что теперешняя, спокойная Катька слишком сильно отличалась от той, которой еще недавно он не мог насытиться. Припоминая все, стараясь не пропустить момента, где же он упустил эту бабу, а в глубине души неясно ощущал, что где-то Катьку он упустил, его сознание все время натыкалось на эти дурацкие, не высказанные им слова, на эти ее просьбы. И этого он решительно не мог принять. Он живет с ней, ложится с ней в койку, делает это так, как она хочет, а она мордочку из-за каких-то слов воротит? Нет, этого он решительно принять не мог.
В постели он стал настойчивее, изобретательнее, он вдруг начал использовать весь свой арсенал многочисленных приемов, почерпнутых за времена доступной любви на дальних трассах. Даже то, что раньше почему-то при ней не решался продемонстрировать. Но это не разжигало Катьку, как разжигало всех до нее.
Он чувствовал, как ее пугает его внезапно проснувшаяся сексуальность, но давал этому объяснение на свой лад. Он понял, утвердился окончательно, что у нее кто-то есть, кроме него. И простить этого Валерий Катьке никак не мог. Сердце сжимало холодной рукой, но, растравляя себя, он все вспоминал и вспоминал, как они голодали после смерти отца. Как Валентина Петровна с барского плеча совала матери красненький червонец за то, что мать, выстоявшая две смены, вымыла ночью за нее окна в подъезде в ее очередь. И теперь он с жадностью бросался к ложившейся рядом с ним Катьке, но уже не любил, а насиловал ее за все, что ему пришлось увидеть в жизни худого.
* * *
Рая испытывала теперь к Кате не просто симпатию или дружеское расположение. Нет, то, что Рая чувствовала к Кате, было близко к наивысшей ступени обожания. Рая удивлялась, как она могла так ошибаться в людях? Ведь она всегда считала Катю чуть ли не полной идиоткой! А с одного ее совета тут же началась у Раи счастливая спокойная жизнь. Кроме того, Катька им еще с Таней погадала на картах. Правда, Таня почему-то попросила Раю выйти, когда Катя тут же обнаружила на сердце покрасневшей до корней волос Тани двух молоденьких валетиков. Да чо не выйти-то? Жалко, что ли? Можно подумать, что никто не знал, как тех валетиков зовут, если Танька с ними по часу из приемной беседует! Да кто против-то?
А ей, Раисе, ведь всю правду рассказала! Только испугала немного, на счет того, чем потом сердце успокаивать придется, но все равно так все правильно! Жизненно так!
Каждую субботу Рая теперь ходила на рынок, высматривая что-нибудь новенькое для Кати, она просто не знала, чем еще Кате удружить или помочь. К чаю она выкладывала ей взбитые сливки и булочку с изюмом, за которыми заходила с утра в пекарню по дороге на работу. С душой готовила чай. Заметила она за Катей одну очень понятную ей особенность - Катя совсем разучилась кушать для удовольствия. А какие еще в жизни удовольствия? И когда Катя кушала ее булочку, Рая радовалась напротив ее, жалостно подперев щеки руками.
И как-то, в приливе самых нежных чувств, брякнула Рая при Кате одну вещь, которая все время вертелась у нее на уме, когда она думала про подругу. Ну, сказала, не подумав, конечно. И зачем только сказала? Вырвалось просто. Даже не заметила. Сказала, что зря все-таки Терех Валерию Сергеевичу адрес Катин отдал. Рая так старалась для него этот адрес раздобыть, а он вдруг взял, да отдал. А как бы хорошо было бы, если бы вот они бы, такие хорошие бы сейчас вместе бы...
Булочка застряла у Кати в горле, она закашлялась. А потом сидела такая вся какая-то. Не расстроенная, а такая... Глаза потемнели, а взгляд повернулся в себя. Казалось, что в ее глазах колышется темная ледяная вода. Даже Рае стало не по себе. А тут еще Терех зашел не кстати... Довольный, главное. Чай, наверно, хотел выпить с булочкой. И Катя взглянула на него очень внимательно этими самыми глазами. Он такого взгляда, конечно, не выдержал. Да какой мужик выдержит такой взгляд? Терех вопросительно уставился на Татьяну, а она только усмехнулась как-то тоже так... Ну, он, конечно, вышел сразу. Какой мужик после таких взглядов чай пить будет? Ох-хо-хо!
Ну, конечно, потом Катя отошла. К разговору этому больше ни она, ни Таня не возвращались. Таня только в туалете сказала Рае тихонько, покачав головой: "Рай! Ты совсем простая, как советские три рубля, или прикидываешься? Больше на эту тему ни гу-гу, Рая! Я и без карт своей битой шкурой чувствую, что все эти Катюхины непонятки еще в такое нам выльются! Сиди, молчи и акции свои копи на черные дни. Я эту Катю с рождения знаю. Они еще от нее кровавые сопли подтирать будут! Они думают, что у нее голова варит только на то, чтобы сделать им мягко и удобно. И мы еще с тобою слезами обольемся, когда эта Катенька начнет все вокруг крушить, как только они ее достанут!" Рая потом долго еще в туалете стояла. Думала даже. С этими своими молодыми ухажерами Таня стала какая-то слишком самоуверенная и циничная. Чего она так про Катю думает? Как все-таки могут заблуждаться люди!