Позволь ей уйти
Шрифт:
Детдомовских ребят, конечно, тоже иногда водили в цирк, особенно на каникулах, но Пашка всякий раз притворялся больным и умудрялся отвертеться от этого обязательного культпохода. Ему не хотелось тревожить прошлое и смешивать родные воспоминания с новыми впечатлениями. Слишком уж разные жизни у него были тогда и теперь. Слишком уж изменился сам Пашка за эти пять лет… и категорически не хотел вспоминать об этом. А также не хотел, чтобы другие были в курсе уязвимых точек его души.
Пожалуй, Милка была единственной в целом мире, кто знал о Пашке абсолютно всё. Она читала его как открытую книгу, помнила его
Вот и сейчас, направляясь на рынок, Пашка старался поспешно проскочить мимо цирка — бегом-бегом, не останавливаясь, чтобы не разворошить запрятанные глубоко внутри воспоминания. Мимо рекламного щита, на котором стройный мужик в разноцветном трико обнимал за шею ретивого коня, и морды у обоих — что у мужика, что у коня — были как у близнецов-братьев. Мимо клеток с котятами и щенками: “Отдам бесплатно в добрые руки”. Мимо цыган, торгующих сигаретами без накрутки. Мимо, мимо…
И чего только не было на этом рынке!..
В павильонах с самого раннего утра стоял гул, как вокзале. Это был типичный южный базар — пёстрый, шумный, немножко бестолковый, обильный и щедрый. Сюда приходили семьями, как в театр или музей, получая одновременно и хлеб, и зрелища.
У прилавков с мясными деликатесами кое-кто вяло, без особого огонька, переругивался: купить-то всё равно купят, но как же без общения? Продавец с досадой отмахивался от скандального покупателя благоухающей палкой копчёной колбасы, точно бейсбольной битой.
Фруктовые ряды зазывали разными сортами абрикосов, сочными персиками, инжиром, белой, розовой и красной черешней… Рыбные — манили дарами Азовского моря: сулой, тюлькой и толстолобиком.
Между прилавками неторопливо прогуливалась туда-сюда торговка марлей Наташа — местная достопримечательность. Невыносимо противным, визгливым, преувеличенно жизнерадостным голосом она зазывала покупателей, на все лады расхваливая свой товар:
— Марлечка, марля! Натуральная хлопковая марля! Пенсионерам — скидочки! — и тут же добавляла совершенно нормальным, спокойным и злым тоном:
— Шоб вы все всрались…
Это было непередаваемо. Пашка иной раз специально задерживался возле Наташи, чтобы от души похохотать над её перевоплощениями.
В молочных рядах армяне торговали разнообразными сырами, а женщины предлагали купить домашнего молока, творога или “кислого” — варенца в стеклянной баночке или глиняном горшочке, затянутого сверху аппетитной коричневой пенкой. Знакомая старушка-продавщица, завидев Пашку, нередко подзывала его к себе и наливала варенца в стакан — просто так, бесплатно, “за красивые глаза”. Он не особенно любил варенец, но отважно выпивал угощение до донышка, не желая обижать душевную старуху.
— Напрасно ты всякую шпану привечаешь, — поджав губы, нередко говорили ей товарки. — Когда-нибудь он у тебя кошелёк умыкнёт, вот увидишь.
— Ерунды-то не болтайте! — сердилась
— Ну, ты сравнила тоже! Сейчас и детдома другие, — не соглашались с ней собеседницы. — У нынешних детей и телевизоры в комнатах, и компьютеры с интернетом, и йогурты с шоколадками и пепси-колами, и одежда вся новёхонькая, чего их жалеть? С жиру бесятся и совести не имеют…
Ну, положим, телевизоры в детском доме имелись не в каждой комнате, а только в игровых; интернетом же ребята могли недолго пользоваться лишь во время уроков информатики в компьютерном классе, разумеется под присмотром учительницы. Но не переубедишь ведь…
В целом, детдомовских ребят действительно не жаловали на рынке. Все знали, что с ними нужно держать ухо востро: свистнут что-нибудь с прилавка и дадут стрекача — поминай как звали!
Справедливости ради, не всегда — да и не всё — они воровали. К примеру, в кругу воспитанников детского дома стоял негласный категорический запрет на кражу вещей и денег. Вкусняшку какую-нибудь стащить, пустячок на зубок — пожалуйста. Но ничего и никогда, кроме еды — они же не преступники!..
А иногда и вовсе обходились без этого — просто клянчили мелочь у прохожих. Особенно преуспевал здесь Пашка, он был прирождённым артистом: делал жалостливое лицо и ныл, что потерял деньги, выданные родителями на трамвайный билет, а ему надо срочно ехать домой, мама с папой волнуются. Его внешность пай-мальчика обычно производила должное впечатление, велись практически все. За полчаса “работы” он собирал вполне приличную сумму: к примеру, на неё можно было купить бубликов на всю их компанию. О, что это были за бублики!.. С мягкой, порой ещё тёплой душистой сердцевиной и крепенькой, приятно похрустывающей корочкой, щедро обсыпанной маком.
Милку обычно тянуло к рядам со всякой девчачьей дребеденью — бижутерией, косметикой, нарядами. Она ничего не трогала, просто глазела издали, но даже это сослужило ей впоследствии дурную службу: девчонку часто видели прогуливающейся между прилавками с побрякушками, все торговцы хорошо запомнили её лицо. Поэтому, когда у одной из продавщиц пропал серебряный браслет, подозрение сразу же пало на Милу…
=12
Москва, 2017 год
Помпезный банкет по случаю премьеры был организован в ресторане “Русский балет”, расположенном прямо напротив театра и потому прочно с ним ассоциирующимся. На самом деле, руководство МГАТБ не имело никакого отношения к данному заведению, но по сложившейся многолетней традиции все премьеры, закрытия сезонов, юбилеи заслуженных-народных и прочие торжества отмечались именно там, что было очень удобно.
Ресторан славился блюдами традиционной русской кухни в современной причудливой интерпретации: здесь подавали голубцы из савойской капусты с крольчатиной, стейки с шоколадной курагой, утку с персиками, бутерброды с белыми грибами, рикоттой и песто из петрушки, маринованную репу с квашеным ананасом, пельмени со щукой, а также оливье с лососем и паштет из печени с луковым мармеладом. На десерт можно было полакомиться тыквенно-карамельными или яблочно-гречневыми пирожными.