Позволь ей уйти
Шрифт:
Женщина оказалась не слишком молодой, хотя с позиции Пашкиных десяти лет все взрослые старше тридцати автоматически попадали в возрастную категорию “старичьё”. Однако седые волосы, уложенные в строгий старомодный пучок, свидетельствовали о том, что незнакомка всё-таки была ближе к “бабушке”, чем к “тёте”. Впрочем, когда та приблизилась, Пашка заметил аккуратный лёгкий макияж — чёрт их знает, этих старух, разве среди них принято краситься?.. К тому же сбивала с толку практически идеальная осанка — прямая спина, расправленные
— Вы, вы, молодой человек, — кивнула она, отвечая на молчаливое недоумение, написанное на Пашкином лице. — Немедленно слезайте оттуда — да осторожнее, не убейтесь и не переломайте ноги. Мне нужно с вами поговорить.
Пашка переглянулся с Милой, словно советуясь.
— Не пытайтесь сбежать, — предостерегающе произнесла женщина, разгадав его намерения и строго нахмурившись. — Я вас всё равно всюду разыщу, так и знайте.
— Подожди меня здесь на всякий случай, — тихо сказал он Милке, но она вцепилась в его руку:
— Я с тобой!
Они медленно сползли с крыши на козырёк гаража, повисели немного, болтая ногами и ухватившись за край козырька пальцами, а затем синхронно спрыгнули на землю.
— Меня зовут Ксения Андреевна Хрусталёва, — представилась женщина с таким достоинством, словно была английской королевой. — А вас?
— Пашка, — буркнул тот, смущаясь и удивляясь этому непривычному обращению на “вы”.
— Ну-у, “Пашка”… — поморщилась она и наставительно поправила:
— Павел. Фамилия-то у вас есть?
— Калинин.
— У кого вы занимаетесь, Павел Калинин?
— В смысле? — не понял он.
— Кто ваш балетмейстер?
— Мой — кто?!
— Только не прикидывайтесь, что впервые слышите это слово. Хотя… если вы обучаетесь в школе Усольцевой с её новомодными веяниями, — Ксения Андреевна брезгливо поджала губы, — то я не удивлена, что вы не владеете даже самой элементарной терминологией.
Пашка молча хлопал глазами, совершенно не врубаясь в то, что она ему говорит.
— Вы занимаетесь в школе современного балета “Модерн”? — спросила она, с видимым отвращением выговаривая это название.
— Да нигде я не занимаюсь, чего вы прицепились! — психанул Пашка. Он осмелел, поняв, что женщина ничего не знает о краже на рынке, а значит, с ней можно было не церемониться. Да и вообще она, похоже, была с большой придурью…
— Невозможно. Не может быть, чтобы нигде, — покачала головой эта упрямица. — У вас же совершенно балетная выправка.
— А вам-то откуда знать? — хмыкнул Пашка.
— Я наблюдала за вами издали и видела, как вы скакали по крышам. У вас большой прыжок, очень высокий, и замечательная растяжка… практически гранд жете ан аван!* Выворотность, кстати, тоже налицо, — она уставилась на его колени. — И великолепный подъём стопы. Ах, самое главное чуть не забыла — идеальная для балета внешность! На сцене вы будете
— Да чего вы от меня хотите-то? — вконец растерялся мальчишка. Его смущали напор незнакомки и те непонятные термины, которыми она разбрасывалась направо и налево. Как она там сказала?.. “Гранжетэ”?..
— Как чего? Чтобы вы записались ко мне в балетный кружок, конечно же.
— Балетный?.. — он обидно захохотал, на мгновение вообразив себя в танцевальном классе среди девчонок в белоснежных пачках.
— Разве я сказала что-то забавное?
— Простите… — Пашка поспешно свернул улыбку. — Так получается, что вы балерина?
— Бывшая балерина, мой юный друг. Я давным-давно вышла на пенсию и сейчас занимаюсь исключительно преподавательской деятельностью. Но… некогда я была солисткой Михайловского театра, если вам это хоть о чём-нибудь говорит.
Пашке ни о чём не говорило.
— Может быть, вы дадите мне телефон кого-нибудь из ваших родителей? Я хотела бы серьёзно поговорить с ними о вас, о ваших возможностях и перспективах.
Пашка насупился.
— Родителей нет. Я в детдоме живу.
На миг Ксения Андреевна растерялась, но быстро справилась с собой.
— Ладно, чего без толку языком молоть… Давайте-ка я тогда запишу номер своего телефона и адрес. Занятия проходят трижды в неделю во Дворце культуры котлостроителей. Придёте, сами всё посмотрите, чем чёрт не шутит — может, и заинтересуетесь, — Ксения Андреевна достала из сумки записную книжку и карандаш, вырвала страничку и, приложив её к стене гаража, быстро нацарапала там все координаты.
— Пашка, а прикинь, понравится тебе — и правда станешь балериной! — трясясь от смеха, подала голос Мила, до сей поры хранившая молчание.
— Ничего смешного здесь нет, дорогуша, — Хрусталёва осуждающе покачала головой. — Во-первых, мужчины в балете называются “танцовщиками”. А во-вторых… У него дар, у меня на это глаз намётан. С его данными будет просто преступлением зарывать свой талант в землю. Я не шучу, — повернувшись к Пашке, горячо докончила она, — опыт позволяет мне смело пророчить вам не просто большое — а великое будущее, Павел Калинин!
В глубине души ему это даже польстило, хотя, конечно, идея записаться в балет по-прежнему казалась совершенно нелепой. Впрочем, издёвки Милы всё равно почему-то были неприятны.
— Ну и чего ты ржёшь как кобыла? — недовольно спросил он подругу уже после того, как пожилая балерина, с достоинством попрощавшись, удалилась. Мила даже опешила от такого наезда.
— А что, уже и поржать нельзя? Ведь это правда смешно… Ты же не собираешься в самом деле этим заниматься?!
— Не собираюсь, конечно, — буркнул он. — Что я, дебил какой?
Пашка демонстративно скомкал страничку с адресом, вырванную Хрусталёвой из записной книжки, и метким щелчком запулил её в придорожную траву.