Позволь ей уйти
Шрифт:
— Наверное, “горько”?..
Жених, до этого увлечённо зависающий в своём телефоне (речь Павла он слушал вполуха либо вообще пропустил мимо ушей), рефлекторно среагировал на знакомую команду и встал, с готовностью притягивая к себе молодую жену. Впрочем, отреагировали на это слово и все остальные, тут же подхватив:
— Горько! Горько!..
Даша вдруг отчётливо поняла, что большинству здесь присутствующих откровенно плевать и на эту свадьбу, и на жениха с невестой. Друзья новобрачных просто
Под радостное скандирование и дружный одобрительный рёв Мила с мужем начали демонстрировать собравшимся свои поцелуйные умения, и было немного странно, что набивший оскомину немудрёный свадебный ритуал до сих пор пользуется столь бешеной популярностью среди молодёжи.
Между тем Павел опустился обратно на стул и некоторое время молча изучал скатерть невидящим взглядом, а затем поднял глаза на Дашу.
— Может, сейчас уйдём? Если ты не возражаешь, — тихо попросил он.
Её горло сдавило спазмом, а дыхание перехватило от той боли, что прозвучала в его голосе — Даша нечаянно приняла большую часть этой боли на себя, чуть не захлебнувшись от неожиданности. Господи, да что она вообще себе навоображала? Почему решила, что справится?.. То, что происходило между Милой и Павлом, нельзя было ни отменить, ни проигнорировать, сделав вид, что не замечаешь. Может быть, они и сами толком не понимали этого, не осознавали, боялись произнести вслух, но… чёрт возьми, если это — не любовь, то что же тогда зовут любовью?! Или она просто совершенно не разбирается в отношениях между мужчиной и женщиной…
— Мне нужно освежиться. Я вернусь через пять минут, — сдавленным голосом выговорила она, хватая сумочку и выскакивая из-за стола.
=60
В туалете Даша долго стояла перед зеркалом, бездумно уставившись на собственное отражение.
Сбежать? Смыться по-английски, немедленно удрать с этой дурацкой свадьбы, весь идиотизм которой был очевиден ей с первого взгляда… Мила не любит своего молодого, красивого и богатого мужа. Никогда не любила. Он — просто способ вырваться из-под родительского надзора, его чувства и желания интересуют Милу в самую последнюю очередь. Павел — единственный мужчина в её жизни. Тот, с кем она по-настоящему хочет быть рядом, вот только почему-то столько лет не может признаться в этом ни ему, ни себе самой, продолжая играть с ним то ли в прятки, то ли в догонялки. А она, Даша, — полная идиотка, потому что до нелепого долго отрицала очевидное и притворялась, что верит в эту дружбу. Милую простодружбу с милой Милой… чёрт бы её побрал! Но ведь и Павел убеждал Дашу в том, что ей не о чем беспокоиться. Что он хочет видеть её своей девушкой. Может быть, даже и сам в это верил. Точнее, изо всех сил честно старался поверить… Смешно! Глупо и смешно.
Больше всего на свете ей сейчас хотелось сползти по стеночке вниз, уткнуться лицом в колени и заплакать — отчаянно, по-детски, навзрыд. Но нельзя, нельзя было этого делать… и вообще — в любую минуту сюда мог кто-нибудь войти. Надо убегать, пока Павел её не хватился. Она выдержит, она донесёт своё горе до дома и выплеснет
В этот момент дверь туалета распахнулась и внутрь, точно за ней гнались, влетела Мила. Обе девушки замерли, узнав друг друга, и Даша мысленно возблагодарила бога за то, что сдержалась и всё-таки не стала реветь. Насмешливого Милкиного сочувствия она бы точно сейчас не вынесла.
Впрочем, ещё раз внимательно взглянув на Милу, Даша поняла, что той сейчас явно было не до насмешек. Лицо её казалось таким несчастным, что у Даши невольно вырвалось:
— Что случилось?..
— Ничего, — огрызнулась та, моментально ощетинившись. — Тебе-то что за дело?
— Да в общем, никакого дела нет, — Даша пожала плечами. — Просто подумала… вдруг помощь нужна.
— Что ты можешь сделать, помощница? — Милкины губы расплылись в язвительной ухмылке. — Ты ни хрена не знаешь меня и понятия не имеешь о моих проблемах. И вообще… вообще… ты мне не нравишься! — выпалила она, вздёрнув подбородок, и во взгляде её читалась откровенная враждебность.
Как ни тяжело было Даше, а тут она не выдержала и засмеялась в голос, отказываясь принять этот вызов:
— Тоже мне — секрет Полишинеля! Может, тебя это удивит, но ты мне тоже не нравишься.
— Не удивит, — Милка шмыгнула носом. — Не ты первая, не ты последняя… Все Пашкины бабы меня терпеть не могут, — добавила она многозначительно, чуть ли не хвастливо.
— Пытаешься меня задеть? Напрасно. Нет никаких мифических “Пашкиных баб”, у него ни с кем не было серьёзных отношений.
— Кроме как с тобой, хочешь сказать? — прищурилась Мила.
— А ты хотела бы, чтобы я сказала: “Кроме как с тобой”? — поддела её Даша.
— Можешь лыбиться сколько угодно, но только я и правда для него особенный человек, — буркнула Мила.
— А ты и рада? Это даёт тебе право обесценивать чувства других людей по отношению к нему и… и его собственные чувства? Пользуешься своей давней властью над ним, привычкой, что он никогда тебе не откажет? А когда-нибудь всё-таки откажет, вот увидишь. Когда его чувство долга истреплется до нитки…
— У него ко мне не просто чувство долга! — запальчиво выкрикнула Мила. — Если… если я захочу, он сию же минуту уйдёт со мной. Прямо с этой чёртовой свадьбы, у всех на глазах. Молча, без вопросов — куда бы я его ни позвала. И так будет всегда. Я — важнее всего и важнее всех в его жизни.
— А я думаю, что ты ошибаешься, — с трудно дающимся спокойствием возразила Даша. — Вернее, лукавишь, а на деле просто пытаешься убедить в этом саму себя. Может быть, и не ради меня… но с тобой он сейчас никуда не пойдёт.