Позволь ей уйти
Шрифт:
— Ну ничего… Главное — попытался.
У Пашки защемило сердце. С одной стороны, он готов был прыгать до потолка от радости, что прошёл. А с другой… так обидно было за пацанов!
Женщина раздала троим счастливчикам какие-то бумажки.
— Держите, это ваш пропуск в первый тур, с ним и придёте завтра. Только не потеряйте! Там указаны время, номер класса и что вам нужно будет подготовить. Удачи, мальчики!
___________________________
* Разные виды прыжков в балетной
— жете (jete) — прыжок с одной ноги на другую;
— кабриоль (cabriole) — прыжок, при котором одна вытянутая нога в воздухе подбивает другую;
— соте (saute) — простой прыжок с двух ног на две;
— ассамбле (assemble) — прыжок с одной ноги на две, выполняется с собиранием ног вместе во время прыжка.
=56
Первый и второй туры поддались Пашке с лёту.
Он понимал, что праздновать ещё рано, самое сложное впереди, но всё равно не мог отказать себе в удовольствии порадоваться собственному успеху. Ксения Андреевна и Милка тоже страшно гордились им. Артём и Шейл, с которыми Пашка очень сблизился во время отборов, даже решили поначалу, что Хрусталёва — его бабушка, а Мила — сестрёнка.
“Сестрёнка” приезжала каждое утро и терпеливо дожидалась с пожилой балериной на улице, пока её друг проходил очередное вступительное испытание.
— Родители не возражают, что ты разъезжаешь одна по городу? — поинтересовался как-то у неё Пашка, но девчонка лишь беззаботно махнула рукой:
— Я им и не говорю. Они всё равно на работе, а тут ехать-то всего три остановки на метро.
Судя по всему, в Москве она уже отлично освоилась…
Любкина мать, до этого волком смотревшая на Хрусталёву и Пашку, моментально узнала и его подружку — ту самую воровку с рынка, в вине которой она была искренне убеждена. Однажды она даже громко и демонстративно заявила, стоя в толпе родителей, но обращаясь вроде бы в пространство, никому конкретно не адресуя свою реплику:
— Следите за своими вещами. Особенно за кошельками и телефонами… Тут детдомовские шастают.
Милка слегка изменилась в лице, но быстро справилась с собой и выразительно заметила, обращаясь непосредственно к Любкиной матери:
— А кое-кому не помешало бы следить за своими зенками.
Толстуха ошеломлённо уставилась на неё.
— Это ты мне, прости?.. Что ты сказала?
— За зенками, говорю, следи, — огрызнулась Милка. — Как бы не выцарапали.
Любкина мать задохнулась от возмущения:
— Ах ты… дрянь малолетняя! Хамка! Ты мне ещё угрожать будешь?! Да твоё место — в колонии для несовершеннолетних!
— Прекратите истерику, госпожа Вишнякова, — процедила Хрусталёва сквозь зубы, впервые обращаясь к ней лично.
— А вы что-то слишком загордились, Ксения Андреевна, — прошипела та в ответ. — Думаете, ваши связи помогут мальчишке поступить? Да только талант никакими связями не купишь…
— У вас ведь дочь тоже сюда поступает, — спокойно напомнила балерина. — Не лучший
Толстуха не на шутку струхнула — очевидно, такая мысль даже не приходила ей раньше в голову. Она ещё раз недобро зыркнула в сторону Милки и Хрусталёвой, но быстро угомонилась, что-то беззвучно шепча себе под нос.
Всё это Пашка узнал от подруги уже позже…
Кстати, Любка действительно демонстрировала неплохие успехи на отборочных турах. Несколько лет занятий в кружке у Хрусталёвой давали о себе знать, плюс невероятная целеустремлённость и огромное желание поступить. Пашка, в общем, ничего не имел против учёбы Любки в академии, вот только натыкаться взглядом каждое утро на самодовольную рожу её матери у дверей было по-прежнему неприятно.
Пожалуй, не меньше, чем за себя, Пашка переживал за Артёма и Шейла. С канадцем, впрочем, прогнозы выглядели вполне оптимистичными: у мальчика был безусловный талант. Что касается Нежданова, то было заметно, как нелегко ему это всё даётся.
— Ты сильный, прыгучий, очень красивый, но фигура при этом совсем спортивная, — откровенно заявляли ему педагоги. — Балет и спорт — всё-таки разные вещи. Ты весь напряжён, а надо быть расслабленным, изящным, тонким и нежным… Очень сложно будет тебя переучивать, если пройдёшь.
При этом сам Артём страстно мечтал поступить, он буквально-таки бредил учёбой в МХА!
— Как тебя из лёгкой атлетики в балет-то занесло? — полюбопытствовал Пашка после первого тура, который они оба удачно прошли, задорно станцевав полечку. Артём замялся на мгновение, но потом всё же нехотя буркнул:
— Я всегда хотел. С тех пор, как себя помню. У меня старшая сестра балерина… Она у нас в Калининграде в музыкальном театре танцует. Я на всех её спектаклях был по миллиону раз! Все балетные движения наизусть помню!
— А чего тогда в спорт ломанулся? — недоумевающе спросил Пашка.
Артём тяжко, совсем по-взрослому, вздохнул.
— Да отец против того, чтобы я балетом занимался. Это он меня в секцию лёгкой атлетики записал, меня даже не спрашивал. Говорил, что я должен вырасти мужиком, а не танцором в колготках. Он вообще против моего поступления. Я с ним поругался перед отъездом, даже не попрощался, когда уезжал… хорошо хоть, сестра с матерью поддержали.
Про последний тур ходили страшилки — одна ужаснее другой. Поступающие передавали эти легенды из уст в уста, но, впрочем, и без запугиваний всем было ясно, что самый жёсткий отсев происходит именно в финале.
Пашка не слишком волновался: в третьем туре нужно было станцевать импровизацию под незнакомую музыку, но на фантазию и вдохновение он никогда не жаловался, знал свои сильные и слабые стороны как танцовщик и умел выгодно подчеркнуть нужное.
Кто же мог предвидеть, что накануне последнего вступительного испытания Пашка не на шутку разболеется…