Позывной "Калмык"
Шрифт:
Хренасе! Сидим мы на фугасе. Интересно, а кем этот весь в золоте приходится поэту? Прадед, наверное. Восемьдесят лет ещё до революции.
— Ваша выходить. Ваша улица стоять. Моя говорить. Э… моя говорить Анне одевайся. Вы не смотреть. Вы выходить. Моя Дондук говорить. Моя тоже во дворец зимой?
Товарища золотого Блока перекосило. Он бы, имей в руках хлыст, так и заехал бы по монгольской роже. Но позади него что-то шепнул ему полицмейстер. Всего Кох не услышал только «дворянин». Видимо хозяин квартиры впаривал
— Мадам Серёгина? — после ликбеза повернулся гофмейстер к Анне.
— Да, господа, я бежать через окно не собираюсь. Подождите меня на улице, а переоденусь в подобающий наряд и выйду к вам.
Гусь не решился сказать, что для прачки она и так хорошо одета. Может тому причиной была шкатулка с портретом Александры Фёдоровны, стоящая рядом с доской шахматной, а может команда Николая, что волосок не упал с предсказательной головки госпожи Серёгиной.
— Естественно, госпожа Серёгина, мы подождём на улице. Переодевайтесь.
И толпа задом стала выходить в распахнутые Радищевым двери. Куртуазный век, что ли, и нельзя к даме задницей поворачиваться. Или до последнего хотели красоту его несусветные лицезреть.
— Моя тоже зимний? — крикнул им вслед Сашка. Может не поняли с первого раза. На крик вернулся Радищев и закатив глаза повертел головой.
— Ну, нет, так нет.
Сашка закрыл поплотнее дверь после того, как вышли товарищи золотопузые. Но потом вновь открыл и осмотрел лестницу, не остался ли кто подслушать. Нет. Говор слышался с улицы. Обсуждали хамского азиата, должно быть.
Сашка сел на кровать и задумался. А чего он помнит про пожар в Эрмитаже. По телеку видел передачу, вроде сам Пиотровской рассказывал. Вот много чего помнил. Николай с женой на балете были. Там ещё за пару дней уже дым был, но приняли за неисправность дымохода. Сгорели безвозвратно интерьеры знаменитых: Растрелли, Кваренги, Монферрана, Росси. Множество ценнейших древних и не очень документов исчезло в огне. Так ладно бы, почти все картины, что собирали сотню лет императоры и императрицы, сгорели, лишь часть удалось вытащить, причём сам Николай, кажется, бегал и картины вытаскивал.
Не та информация. Где началось?
— Сашка я оделась…
— Сядь посиди. Подождут, тепло на улице, женщины должны долго одеваться.
Он опять закрыл глаза, стараясь вспомнить ту передачу. Что-то было. Что-то про картины. В зале было много картин. И их кажется даже удалось спасти. Нет. Вот если бы его провели по залам, то в этом именно зале он бы вспомнил. Фельдмаршал хренов! Какая ему разница одна Анна будет или с помощником. Не, не фельдмаршал, гофмейстер. Бинго. Фельдмаршальский зал начнёт гореть.
— Анька. Ты спрашивай… Подожди… Как зал называется, и когда скажут «фельдмаршальский», то скажи здесь. Стой. Ну там должны быть на картинах
— Хорошо. Я спрошу.
— Нет. Ты ходи с умным видом, а они пусть названия залов называют. Вот если не назовут, то спроси, где картина с Кутузовым. И ещё, Ань, что-то там с аптекарями… Пусть тебе покажут. Что-то про рогожку…
— Ладно.
— И это, Ань больше не старайся там никого своими знаниями поражать. Хватит.
Глава 23
Событие шестидесятое
Пожарные должны проявлять мужество, смелость, находчивость, стойкость и, невзирая ни на какие трудности и даже угрозу самой жизни, стремиться выполнить боевую задачу во что бы то ни стало.
Из Боевого Устава пожарной службы
Александр Иванович Блок — управляющий Собственной Его Императорского Величества конторой при Собственном Его Величества дворце, гофмейстер и Тайный советник, ходил за Анькой по дворцу словно не с красивой девушкой прогуливается, а козу по залам водит. Всё время ей на зад посматривал. Анька сначала думала, что этот старый хрыч на её выпуклости пялится, но вспомнила потом, что выпуклостей-то особо и нет. Как Сашка выражается шкирля — шкирлёй, и ещё какой-то Наомой Кебел обзывает. Этот гад весь в золотом шитье на зад тогда, должно быть, смотрит, так как опасается, что после неё, как после той козы, орешки останутся на навощённой чудесном паркете.
Аньке и самой, хоть уже второй раз гуляет по царскому дворцу, боязно было. А ну как после неё на паркете и правда грязь останется, она же от крыльца до кареты по снегу шла и потом от кареты по дворцовой площади до входа под арку и там ещё. Всё по снегу. А там и конские яблоки вперемежку со снегом свежевыпавшим. Так что вместе с Блоком и сама себе под ноги сначала посматривала, не отвалилось ли чего от подошвы сапог.
— А где аптекари сидят, выше превосходительство? — пройдя по залам первого этажа, решила поинтересоваться кикимора.
— Аптекари, пройдёмте, госпожа Серёгина. К тайному советнику и гофмейстеру нужно обращаться «Ваше Высокопревосходительство». Не забывайте.
— Конечно.
— Конечно, Ваше Высокопревосходительство.
— Не забуду, Ваше Высокопревосходительство.
— Вот аптека, — они по винтовой лестнице спустились в подвал.
В одном из помещений сидело трое бородатых мужиков на лавке.
— Это дровоносы, — пояснил вице-президент гофинтендантской конторы Щербина, или как то похоже, возможно Щербинин, когда его представляли госпоже Серёгиной, у неё от обилия золотых мундиров голова закружилась.