Позывные дальних глубин
Шрифт:
Около двух суток лодка пролежала на жидком грунте в режиме полной тишины в отсеках. Погода, как нельзя кстати, благоприятствовала подводникам. Прошедший недавно циклон взбаламутил в океане огромные пласты воды, и гидрология сильно мешала появившимся кораблям оцепления обнаружить лодку. По тому, как интенсивно и напористо глубина простреливалась ультразвуковыми посылками гидролокаторов, Непрядов не сомневался, что там, наверху, отнюдь не исключали возможности появления в квадрате чужой субмарины. Несколько раз над застывшей на глубине лодкой проходили противолодочные фрегаты, буравя винтами воду. Однако, судя по всему, экраны их локаторов оставались совершенно чистыми, не показывая ничего подозрительного и поэтому
А в самой подлодке будто все вымерло. Непрядов распорядился выключить все приборы и механизмы, чтобы ни единым звуком не выдать свою субмарину. Строжайше запрещалось ходить из отсека в отсек. Переговариваться разрешалось по необходимости, да и то шёпотом.
Наконец, беспорядочное перемещение кораблей на больших пространствах закончилось. По засечкам работающих гидролокаторов можно было понять, что корабли начали выстраиваться в чёткую линию оцепления, охватывая со всех сторон вполне определенный район, а лодка, таким образом, оказывалась едва ли не в самом его центре. Более выгодной позиции для себя Непрядову даже представить было трудно.
Собственная гидроакустическая станция лодки работала в режиме «шумопеленга», когда старшина Медведев лишь прослушивал толщу воды. Он тоже не проявлял особого беспокойства. Врывавшиеся в его наушники из глубины звуки позволяли судить о том, что его «коллеги» на надводных кораблях, в основном, прослушивали океан с внешней стороны оцепления. Видимо, командиры фрегатов именно оттуда ждали появления «нежелательных» гостей.
Содержащиеся в пакете сведения называли только приблизительное время, когда баллистические ракеты должны были стартовать. И, судя по всему, такое время настало. Чутье подсказывало Непрядову, что пора всплывать под перископ. Расчёт его был ещё и на то, что наблюдение на кораблях в это время в большей степени станут вести за водной поверхностью, нежели за глубиной. К тому же патрульные самолёты, барражировавшие прежде на небольшой высоте, вообще в целях безопасности покинули квадрат. Само же падение боеголовок предполагалось засекать по всплескам на воде.
Откачав воду из уравнительной цистерны, лодка оторвалась от грунта. Стрелка глубиномера начала медленно разворачиваться, пока, наконец, не застыла на отметке перископной глубины. Подняв перископ, Непрядов прильнул глазом к окуляру и начал осматривать океанскую ширь. Подкрашенная цветом линз, вода казалась нежно-сиреневой. Она слегка рябила, искрилась солнечными бликами. Совсем неподалеку, в каких-нибудь полутора милях к зюйд-весту виднелась гряда коралловых островов, поросших густой тропической растительностью. И мелькнула шалая мысль: «Эх, искупиться бы, а потом залечь на полчасика под пальмами на песочке!» Но где уж там, не до развлечений… Силуэты кораблей оцепления маячили так же неподалеку, и от них исходила вполне реальная, зловещая угроза.
Примерно через час после того, как Непрядов приступил к наблюдению, ему удалось-таки засечь приводнение первой болванки. Вскоре на океанской глади обозначился очередной всплеск воды. Но в падении третьей боеголовки можно было нисколько уже не сомневаться. Лодку неожиданно так встряхнуло, словно она со всего хода напоролась на рыбацкую сеть.
«Вот это номер!» — с удивлением и тревогой подумал Егор. — Хорошо еще, что эта «дура» в лодку не саданула, а то бы со святыми упокой…» На этом всплески прекратились. И Непрядов, немного выждав на всякий случай, дал команду снова ложиться на грунт. Полагал, что лучше всего именно там притаиться, пока охранение полностью не снимут. А потом уже можно было бы спокойно возвращаться в базу, поскольку задание считалось выполненным.
Однако ни Егор, ни кто-либо другой из его команды, не мог и предположить, что их ждёт уже через несколько минут после того, как стрелка глубиномера снова начала поворачиваться под тяжестью растущего забортного давления. Даже невооруженным ухом можно было уловить нараставший гул винтов приближавшихся надводных кораблей. И шли они прямым курсом, никуда не сворачивая.
Егор догадался, что лодка, могло статься, демаскировала себя в тот момент, когда рядом с ней в воду со страшной силой врезалась в воду практическая боеголовка. От встряски, надо полагать, на какое-то мгновенье из воды могла высунуться верхняя часть боевой рубки. Разумеется, этого было вполне достаточно, чтобы на фрегатах её тотчас засекли.
Подтвердилось худшее из всех ожиданий. Первая глубинная бомба рванула совсем близко. В центральном испуганно замигал свет, послышался грохот чего-то падающего, зазвенело разбитое стекло.
«Ну, теперь только держись…» — успел подумать Егор и приказал дать электромоторами малый ход. Продолжая погружаться, лодка начала циркуляцию.
Глубинные бомбы с короткими промежутками рвались одна за другой, и Егору казалось, что в черепную коробку ему все глубже и глубже вколачивают како-то большой и ржавый гвоздь. Лодку встряхивало и швыряло из стороны в сторону. Свет в плафонах постоянно дрожал и мерк, отчего в глазах рябило. Вероятно, так бывает, когда надвигается обморочное состояние.
Егор ощущал мучительную головную боль, будто и впрямь в темечко ему методично, с оттягом, вгоняли молотком острое железо. Чуть морщась, он заставлял себя командовать прежним уверенным голосом, давая тем самым понять, что по-прежнему владеет ситуацией. Со стороны могло показаться, что бомбежка всего лишь слегка досаждает командиру. Он же ничуть не сомневался, что не допустит и малейшего промаха, сумеет сделать всё как надо и даже лучше того…
Никто не мог сказать, как долго продолжалось преследование лодки: час, два или целую вечность. Бортовой хронометр был разбит, а про собственные наручные часы все будто дружно позабыли. Казалось, само время, выйдя из-под контроля, потеряло всякий смысл. Реальным было лишь состояние ужаса и невесомости, которое исподволь обволакивало сознание людей. Никому не хотелось верить, что с очередным близким разрывом бомбы прочный корпус лодки, наконец, устанет сопротивляться, не выдержит, и забортная вода, всепоглощающая и смертоносная, ворвётся в центральный, в самое сердце корабля. Находившиеся в отсеке люди не могли этого не сознавать. В тусклом мерцании плафонов Непрядов видел их лица, до предела напряжённые, бледные и, тем не менее, полные решимости держаться до конца. И это их состояние невольно передавалось самому Непрядову, жаждавшему лишь одного — действовать.
В отсеках по-прежнему стояла жаркая тошнотворная духота. От нехватки кислорода всё труднее становилось дышать. А Егор ничего так не хотел, как одного хорошего глотка ледяной воды. На мгновенье в его сознании навязчивой идеей вновь промелькнул тот самый родничок, из которого он когда-то жадно и вдоволь, до ломоты в скулах, пил студёную воду. Но где тот лесной родничок, бивший из глубин родной земли близ Укромовки, и где теперь он сам, заплутавший под водой мореход и отшельник?
Усилием воли Непрядов отогнал от себя сладкий дурман воспоминаний и вновь целиком сосредоточился на том, что его окружало, что было суровой и гибельной для всего экипажа действительностью.
Близкие разрывы продолжали встряхивать лодку, будто выбивая из неё живую душу. Но эта душа жила и отчаянно сопротивлялась в каждом, кто находился в отсеках. В этом неколебимом единении людей теперь была едва ли не единственная опора, чтобы выстоять, не дать себя победить и уничтожить. Настал момент, когда собственные рёбра будто срослись со стальными шпангоутами корабля. Наверно, оттого и сталь прочного корпуса делалась ещё прочнее, продолжая выдерживать чудовищные удары взрывной силы глубинных бомб.