Позывные дальних глубин
Шрифт:
«Вот она, эта самая коралловая перемычка», — догадался Непрядов. Он снова всплыл, на этот раз у самого берега, где под утренним бризом вздыхали высокие, слегка наклонённые от постоянных ветров пальмы. Видимо, прилив уже начался. Прибойные волны напористо перехлёстывали через перемычку, поднимая в лагуне уровень воды. По ширине эта перемычка выглядела вполне подходящей для прохода лодки. Но неясно было, хватит ли под килем воды хотя бы впритык, поскольку на безопасные «семь футов под килем» рассчитывать не приходилось. Хорошо ещё, что толщина самой перемычки оказалась небольшой, и сразу же за ней почти отвесно начиналась большая глубина.
Пока Непрядов прикидывал, в каком именно месте лодка могла бы пройти с наименьшим
Вдруг совсем неподалеку, где-то за скрывавшимся в зарослях поворотом береговой черты, птицы с рассерженным криком взмыли ввысь. Что-то их явно встревожило. Непрядов понял, что ему самое время отсюда убираться. Не исключено, что с фрегатов могли выслать разведку, которая обследовала берег. Попадаться кому бы то ни было на глаза, разумеется, не было никакого резона.
Прежде чем снова окунуться с головой в воду, Непрядов мельком заметил, как она хрустально чиста и прозрачна. Лежавшую на малой глубине лодку не стоило труда обнаружить невооружённым глазом. К тому же, инородным явлением выглядело большое масляное пятно, которое расплывалось посреди лагуны. К своему ужасу Егор догадался, что из повреждённой топливной цистерны продолжает вытекать солярка.
Непрядов подплывал к лодке с правого борта. Стало настолько светло, что фонарь совсем не требовался. Теперь он только мешал грести руками. Оставалось лишь обогнуть форштевень, чтобы вобраться в ту самую открытую трубу, из которой он полчаса назад выбрался. Но случилось нечто непредвиденное, чего Егор никак не ожидал. Только подплыл к острию форштевня, как едва не нос к носу столкнулся с огромной акульей мордой. Он так близко увидал нацеленный на него остекленевший голодный взгляд и приоткрытую забастую пасть, что на какое-то мгновенье замер в леденящем страхе. Потом всё же отпрянул, дав хищнице дорогу. Весьма крупное, совершенное от природы акулье тело величаво скользнуло мимо Непрядова. На расстоянии вытянутой руки Егор отчетливо разглядел всю её, от носа и до хвоста: со щелями жабр, с чередой роговых наростов и лезвиями плавников. Эта гигантская рыбина словно не удостаивала человека своим вниманием, выказывая к нему полное презрение. Видно знала, что добыча теперь никуда от неё не денется. Но в этом был шанс, чтобы не дать ей такого удовольствия. Прежде чем акула развернулась, готовясь к атаке, Непрядов снова рванулся на другой борт, огибая форштевень. Не помня себя, каким-то немыслимым штопором, он сходу вкрутился в трубу торпедного аппарата. В том, что акула на него все же напала, сомневаться уже не приходилось. Левое бедро зажгло так сильно, будто к нему приложили раскалённое железо.
Непрядов и сам не помнил, как он оказался в отсеке, среди людей. Сидя на паёлах, он долго и жадно глотал ртом воздух, словно никак не мог им впрок надышаться. А с лица всё это время не сходила какая-то рассеянная, глупая улыбка. Егору стыдно было признаться, что его только что едва не схарчила гигантская акула. Но все и так догадались, что с командиром за бортом произошло что-то неладное. Прочная прорезиненная ткань на его ноге была будто бритвой располосована.
К счастью, рана оказалась не глубокой. Целиков, как полагается, обработал её, а для пущей верности вогнал Егору шприцем несколько кубиков противостолбнячной сыворотки, как от укуса бешеной собаки. Только теперь до Непрядова со всей очевидностью дошло, что в отсек он мог и не вернуться. Но испугался при этом даже не за себя. Страшно было подумать, что его экипаж остался бы без командира в самый неподходящий, критический момент. А это уже в его понимании было чем-то вроде предательства. Однако судьба и на этот раз благоволила командиру подводных мореходов. Подумалось, ведь не для того же она оставила его в живых, чтобы затем дать погибнуть вместе с экипажем. «Если командир удачлив, то экипаж его никак не может быть невезучим», — попытался убедить себя Егор.
Снова офицеры собрались по вызову в центральном отсеке. Окончательно пришедший в себя Непрядов опять был предельно собран и твёрд. Скупыми фразами он доложил обстановку и предложил всем желающим вкратце высказать свои соображения насчёт дальнейших действий. Все без исключения стояли за то, чтобы принять рискованный, но зато более подходящий план командира. Ведь ясно же было, что идти на прорыв завесы означало бы едва не верную гибель подлодки. На это решиться Непрядов мог лишь в крайнем случае, когда уж не оставалось бы ничего другого. И офицеры с такими доводами согласились.
Только замполит по-прежнему был нем. Он хранил глубокомысленное молчание, как бы не желая противоречить большинству. По глазам своего «комиссара» Непрядов видел, что тот был всё же с чем-то не согласен. Однако разбираться с этим у Егора не было ни времени, ни желания, поскольку всю ответственность он и без того брал на себя.
— Командир, а что если для верности шарахнуть по этой самой перемычке торпедой? — неожиданно предложил Обрезков.
— Всё бы тебе громыхнуть, — проворчал Колбенев. — Всех американцев распугаешь. А то ещё в штаны наложат…
— А что? — подхватил Теренин. — По-моему старпом дело говорит. Во время Великой Отечественной так вот в боно-сетевых заграждениях торпедные катера для себя проходы проделывали.
— То во время войны, — назидательно сказал замначпо. — Мы же просто обязаны исключить любой её рецидив, даже ценой собственной жизни, — при этом Колбенев поглядел на Непрядова, как бы засомневавшись. — А впрочем, впрочем… Как думаешь, Егор Степанович?
Вместо ответа Непрядов повернулся к Дымарёву и без колебаний произнес:
— Приготовить четвертый аппарат к залпу, заглубление — два метра. Исполняйте!
Дождавшись полного прилива, лодка осторожно всплыла под перископ. Тем временем достаточно рассвело, и вся гладь лагуны видна была как на ладони. Фрегаты начали медленно маневрировать, вероятно, готовясь войти во внутреннюю акваторию острова.
В центральном отсчёт времени пошел по секундам. Поводя рукоятками перископа, Егор прицеливался в самую середину перемычки. Промах исключался, поскольку дистанция была ничтожно мала. Не отрываясь бровями от тубуса, командир поднял руку и подал торпедистам предварительную команду:
— Аппараты, товсь!
Все замерли в ожидании залпа. «Ну, родная, теперь выручай», — подумал Егор о готовой вырваться на волю торпеде, будто это была лихая застоявшаяся кобылица, и что есть мочи выдохнул:
— Пли!
Лодку встряхнуло. Егор видел, как ровный пенистый след выброшенной торпеды в мгновенье достиг цели. Огромный фонтан взыгравшей на солнце воды и чёрной тротиловой гари взметнулся к небу. И слабыми былинками прогнула взрывная волна стройные пальмы.
Ещё не успели осесть поднятые взрывом водяные брызги, как лодка, до предела продув балласт, всплыла посреди лагуны. Взревели дизеля, и она полным ходом понеслась к перемычке. Пулей взлетев на ходовой мостик, Непрядов видел, как растерянно засемафорили прожектора на фрегатах. Вероятно, там пока не совсем сообразили, что собиралась предпринять эта «сумасшедшая» субмарина.