Позывные дальних глубин
Шрифт:
Как только на борт атомохода подали трап, Непрядов бодро сбежал на берег. Приблизившись к адмиралу, взял руку под козырёк. Глядя на Бахарева сверху вниз, поскольку на целую голову был выше своего начальника, Егор доложил, как полагается, о прибытии в базу. Комдив внимательно выслушал Непрядова, глядя на него исподлобья, дабы не задирать на подчинённого голову. Потом они, подчеркнуто соблюдая флотский этикет, стянули перчатки и крепко стиснули друг другу руки.
Подошёл Тынов. Большеголовый, плечистый, с обветренным лицом и крупными заскорузлыми ладонями, он походил на просоленного в морях работягу-рыбака. Командиры лодок так же поздоровались: внешне сдержанно, а глазами более тепло и доверительно, как и подобает при встрече уважаемого учителя с любимым учеником. Саввушка по-прежнему относился к Егору с большим почтением, ценя каждое его слово.
Комдив, не торопясь, пошагал вдоль
— Ну, что можно сказать? — как бы про себя начал размышлять «два Данилы». — Понятно, что ситуация на выходе складывалась не из простых. По данным слежения и по вашим докладам в штабе достаточно полно представляли и четко анализировали действия обоих экипажей, — комдив при этом покосился на Тынова, потом на Непрядова. — Вызывает некоторое недоумение, что вы как бы нарочно загоняли сами себя в более сложное положение, чем бы оно могло быть. На первый взгляд, в вашем подлёдном поединке даже трудно кому-либо отдать предпочтение — настолько он развивался неординарно, дерзко и на больших скоростях. Таким, собственно, и должен быть современный морской бой подводных атомоходов, я в этом твёрдо убеждён. Впечатление такое, что вы одновременно «уничтожили» друг друга. Однако более скрупулёзный анализ показал, что вы, Егор Степанович, нанесли удар чуть раньше, используя превосходящие возможности вашего уникального корабля. И здесь некоторые просчёты вашего «противника» стали особенно видны.
Данила Данилович строго зыркнул в сторону Тынова. Комдив выдержал паузу, давая командирам возможность оценить значимость адмиральских слов, после чего продолжил:
— Повторная атака представляется мне более интересной, особенно с вашей стороны, Савелий Митрофанович.
При этих словах погрустневший было Саввушка снова воспрянул духом, обретая надежду, что его не слишком строго будут ругать за допущенные промашки.
— Полагаю, заставили порядком погоняться за вами Егора Степановича, — говорил комбриг, прося взглядом у Непрядова подтверждения.
— Точно так, — согласился Егор. — Савелий Митрофанович такие хитроумные глиссады вытворял, что мои акустики едва не потеряли его. А если совсем честно, то заставил нас как в бане попотеть.
— Это же ваша школа, товарищ капитан первого ранга, — развёл руками «два Данилы», мол, чего же теперь жаловаться.
От такой неожиданной похвалы Саввушка окончательно расцвёл,
влюблённо глядя на Непрядова.
— Не хочу давать окончательной оценки, — предупредил комдив. — Завтра в штабе проведём более детальный, обстоятельный разбор учений. Вот тогда и воздадим каждому из вас по заслугам.
— А если в целом, товарищ контр-адмирал? — настойчиво попросил Егор, подмигивая при этом Саввушке через адмиральскую голову.
— В целом лично я доволен, — сказал-таки Данила Данилович. — Но это, повторяю, ничего ещё не значит. Окончательно всё прояснится завтра, — и сердито вопросил. — Вам понятно, товарищи командиры?
— Так точно, товарищ комдив, — разом ответили оба командира, снова перекидываясь довольными взглядами.
А мелкий холодный дождь, тем временем, не переставая просеивался с хмурых небес, предвещая близившуюся осень. Но это уже не имело никакого значения, поскольку на Северах любая погода хороша, если служба ладилась и с начальством не было проблем.
Проводив Бахарева до чёрной адмиральской «Волги», командиры ещё раз пожали друг другу руки и разошлись по своим кораблям. Подстраховывая старпомов, Егор лично решил проверить, как механизмы и устройства приводились моряками в исходное положение. Лишь после этого можно было дать личному составу разрешение сойти на берег.
Правда, Непрядовская лодка, по сравнению с другими, оказывалась в более выгодном положении, поскольку ей придавался технический экипаж — специальная береговая команда, которая целиком и полностью обслуживала субмарину во время её стоянки у пирса. Эта привилегия предоставлялась по той причине, что лодка новейшего проекта была настолько технически сложным организмом, что требовала за собой ухода высококвалифицированных специалистов. К тому же весьма немногочисленный экипаж состоял из одних офицеров, на которых в море выпадала вся нагрузка по несению вахт. Поэтому на стоянке в базе для них предусматривался более полноценный отдых, не обременённый излишними служебными заботами, по принципу «рабочий день кончился — море на замок». И никаких тебе хлопот до следующего выхода. Только на самом деле кто-то из офицеров на борту всё равно присутствовал, чтобы постоянно проверять работу береговой команды: «Мало ли что они там намудрят, а свой глаз — всегда ватерпас».
Отпустив офицеров, сам Непрядов не торопился домой, хотя на лодке его присутствия не требовалось. Регламентные работы шли на борту своим чередом, и, в общем-то, не стоило особенно беспокоиться. Но куда более Непрядов был всё-таки озабочен завтрашней разборкой состоявшихся торпедных стрельб. Снова и снова проверял он нанесённые на ватмане графические расчёты «торпедного треугольника», который ему представил Дымарёв. Если верить им, то получалось, что Тыновская лодка в первой атаке была поражена, по крайней мере, одной из двух выпущенных торпед. О повторной атаке, когда Непрядов применил ракету-торпеду «Шквал», и говорить не приходилось — там поражение стопроцентное. Не то что лодка, но даже мощнейший авианосец в мгновенье канул бы в бездну искорёженной массой оплавленного металла. Разумеется, это могло бы произойти лишь в крайнем случае и в безвыходной ситуации. «Не дай Бог, чтобы такой случай хотя бы раз выпал в жизни», — походя подумал Егор, невольно представив, с какой чудовищно разрушительной силой спецзаряда ему приходится иметь дело.
Теперь, когда Егор остался в каюте наедине с самим собой, кощунственно ужасной показалась ему сама мысль, что он позволил себе «садануть» Шквалом даже по условному противнику, каковым являлся его товарищ и ученик Савва Тынов. Трудно было даже вообразить, в какой «геенне огненной» заживо сгорел бы весь экипаж, будь атака не вымышленной, а реальной, с применением специальной боеголовки. На многие мили вокруг в море было бы уничтожено всё живое: косяки рыб, водоросли и даже планктон. Сама вода надолго стала бы смертоносной для людей.
Слабым утешением явилось осознание того, что на борту находилось всё же оружие устрашения, некоего психологического давления на того, кто попытался бы применить подобное «адское устройство» с противоположной стороны. Ведь разыгранный скоротечный бой со всей очевидностью показал, что оба противника практически могут одновременно уничтожить друг друга. Конечно же, Непрядов не сомневался в том, что до конца выполнит свой долг, если к тому принудят обстоятельства. Но ведь и тот другой, с противоположной стороны, так же готов выполнить свою задачу, если ему прикажут. «А тоже ведь в душе Богу молится, чтобы этого никогда не произошло», — размышлял Непрядов о том незнакомом командире, которого судьба, вполне могло статься, прочила ему в реальные противники. Вот и получалось, что от каждого из них мало что зависело. В роковом творении буден можно и не заметить, как всё это безумие в одночасье произойдёт. «Хоть бы перекреститься тогда успеть», — с издёвкой над самим собой подумал Егор. Откинувшись на спинку кресла, он отрешённо глядел в подволок. Какое-то непонятное смятение всё больше и больше охватывало душу. Хотелось как-то упорядочить свои мысли, придать им объяснимое и правильное течение. Только в бездне пространства вдруг отчетливо проступили огромные глаза Непряда. Чистый взгляд его как наяву быдл печальным, что-то вопрошающим и ждущим на это прямого и честного ответа. Всего мгновенье продолжалось это видение где-то на подволоке. Потом так же внезапно исчезло. Донельзя потрясённый, Егор долго не мог прийти в себя. Что это было, он не знал. Будто какое-то послание нетварным светом шло к нему из глубины веков, чтобы готовился к чему-то очень важному…
Опомнившись, Непрядов потёр кончиками пальцев виски. Подумал при этом: «Надо же такому привидеться… А ведь скажи кому — ни за что не поверят. Скажут, мистика это, да и только». Потом рассудил, что причиной тому было перенапряжение, вот нервы и расшалились. Поход выдался не из лёгких, и потому следовало бы просто хорошенько отдохнуть и выспаться. Непрядов решительно поднялся с кресла и начал одеваться. Затянувшийся рабочий день пора было кончать.
Сойдя с трапа, Егор вразвалочку побрёл домой. Особенно торопиться не имело смысла, поскольку в пустой квартире никто его не ждал. Ничего не оставалось, как принять душ, напиться чаю, да завалиться спать. То был привычный расклад его береговой жизни. Получалось так, что корабль силой своего магнетизма притягивал куда больше, чем береговое жильё. Все надежды, мысли и чаянья Непрядова, как и прежде, замыкались в пределах прочного корпуса лодки. Она была для него единственной, ревниво преданной женой, которой невозможно изменить. А другая, реальная женщина, так и осталась в Егоровом разумении несбыточной мечтой. Порой она всё же приходила во снах, но уже не тревожила сердца, как бы постепенно отдаляясь от него.