Позывные дальних глубин
Шрифт:
Егор не представлял себе, как он теперь мог бы вместо Кати связать свою судьбу с какой-то другой женщиной. Но годы шли, ему было уже за сорок. Кажется, пора бы подумать о том, чтобы не доживать остаток дней в одиночестве. Мало ли встречалось ему привлекательных женщин, которые бросали на него манящие, многообещающие взгляды. Ведь и сам Егор свиду был ещё хоть куда: высок и статен, косая сажень в плечах. И не так уж важно, что виски посеребрило и в глазах нет прежней весёлости. В остальном он всё такой же, каким его знали. Кажется, только мигнуть ему, и любая королева пойдёт за него: как в омут головой бросится, лишь бы вместе быть. Но получалось,
Только, состояние одиночества у Егора было относительным. Оно скрашивалось постоянным осознанием того, что у него есть сын. Стёпка учился уже на старшем курсе высшего военно-морского училища и готовился, по примеру отца, стать подводником. Однако выбрал он почему-то не штурманский факультет, дабы совсем уж точно следовать по Егоровым стопам, а минно-торпедный. Но и этому было своё, вполне логичное объяснение. Ведь Стёпкин дед, герой-черноморец, тоже начинал свою корабельную службу минёром, прежде чем ему доверили командовать «малым охотником».
И всё же нельзя сказать, что в жизни Егора не было таких искушений, которым ему всегда удавалось бы противостоять…
2
Помнил Непрядов, как три года назад представился ему случай вырваться с Северов в Ригу. А повод для этого был не только для него, но и для всех его однокашников. В тот год исполнялось целых пятнадцать лет, как они окончили училище подплава, свою незабвенную «систему ниппель» и были произведены в лейтенанты. Хотя, само училище к тому времени уже не существовало. По ряду причин оно было расформировано, только это ничего не меняло. Ведь навсегда оставленные стены их «альма матер» по-прежнему неудержимо ностальгически влекли к себе.
В Ригу тогда съехались бывшие курсанты их выпуска. Прибыли все, кто только смог, кому позволила их подводная служба. Некоторые явились прямо с морей, едва сойдя с палубы своего корабля после длительного похода. Иные по счастливому совпадению находились в отпуске. Всего же набралось человек пятьдесят, хотя выпускалось вдвое больше.
Егору повезло, пожалуй, больше, чем его дружкам. Если Вадим Колбенев «выбил» отпуск у начальства всего на пару дней, то Непрядов получил от комбрига «добро» на целую декаду. Благо лодка стояла в планово-предупредительном ремонте, и его присутствия на борту особенно не требовалось. Вполне мог бы поехать вместе с ними и Кузьма Образков, но тому явно не повезло. К нему скопом нагрянули родственники, которых пришлось ублажать. Пришлось Егору с Вадимом отбыть в Ригу вдвоём.
Вновь старинный город очаровал Непрядова. Хоть на время, да вернулось ощущение его безмятежной флотской юности, когда он бродил по узким городским улочкам в бытность свою нахимовцем, а потом и курсантом. Старинные шведские казармы, пороховая башня, бастионная горка — всё будило в нём далекие, милые сердцу воспоминания. И там Катя была рядом с ним. Он представлял её под куполом цирка, как она запомнилась — юную и неотразимую, во всём чарующем блеске своего стремительного воздушного полёта. И больше не было терзавшего душу отчаянья утраты. На смену ему пришла тихая грусть по счастливо прожитым дням.
Это было нечто более значимое, чем просто встреча старых знакомых и друзей. Уже бывалыми, умудрёнными жизнью людьми они прибыли со всех четырех флотов, куда забросила их моряцкая судьба. Некоторые приехали с жёнами, которые были к тому же коренными рижанками. Ведь когда-то и они покинули этот город на Даугаве юными избранницами таких же юных лейтенантов. Разумеется, и они имели право на эту встречу наравне со своими мужьями. В ресторане, что в Задвинье, сняли банкетный зал, и одной дружной семьёй собрались за общим столом. Пожалуй, каждый тогда испытывал к своим товарищам особое чувство любви и нежности, настоящего морского братства, которое по сути своей сродни разве что кровным узам.
Егор вглядывался в лица, узнавая старых своих дружков-однокашников. Вот сидят они рядком уже навеселе, все в погонах с большими звёздами, у некоторых на тужурках боевые ордена. А в сущности своей, они всё те же ребята со школярскими прозвищами, какими запомнились с юных лет. И подруги их в эти минуты общего единения так же веселы и беспечны, как и пятнадцать лет назад, когда они на бальных вечерах в актовом зале их училища кружили головы своим будущим избранникам.
И вот опять оркестр играл для них знакомые мелодии прежних лет, и вновь они танцевали, не чувствуя за плечами тяжесть прожитых лет, тоску дальних гарнизонов и свою извечную бытовую неустроенность. Но это была избранная ими жизнь и одна на всех моряцкая судьба.
В самый разгар веселья к Непрядову подошёл официант. Интимно наклонясь, он передал чью-то просьбу выйти в вестибюль. Егор согласно кивнул, подумав при этом, что кто-то из ребят, вероятно, выбрался на воздух покурить и вот теперь просит составить ему компанию. Но из-за стола поднялся не сразу. Какое-то время продолжал слушать Шурку Шелаботина, который рассказывал забавный случай из своей аварийной практики.
Вспомнив, наконец, что его ждут, Непрядов вышел в вестибюль. Однако никого из своих знакомых там не обнаружил. Для верности выглянул даже на улицу, но и там не было никого. Возможно, задержался он всё же до неприличия долго, и поэтому его не стали ждать, как бы тем самым укоряя за допущенную нетактичность.
Ради любопытства Непрядов разыскал официанта и поинтересовался, кто же всё-таки его хотел видеть. Оказалось, что это была некая высокая и пышногрудая шатенка средних лет и, якобы, красоты неотразимой.
Зря вы её сразу к столу не пригласили, — искренне посочувствовал официант. — Такая женщина долго ждать не станет. К ней полагается самому бежать со всех ног.
Егор на это лишь самодовольно ухмыльнулся. Он-то знал, кто была эта незнакомка. Вернувшись к друзьям, Егор вскоре о ней забыл.
А тосты шли за столом, как водится, «за тех, кто в море, на вахте и на гауптвахте…» И ещё, «чтобы число погружений всегда равнялось бы количеству всплытий…» Да и за что там «ещё», если по бокалам разлито вино и душа «огня» просит. Ведь так хотелось, чтобы эти чудесные мгновенья свидания с собственной юностью продолжались бы до бесконечности.
Снова собравшись в тесный кружок, друзья задушевно пели:
«На бульваре Падомью листья опадают,Над бульваром Падомью облака плывут.Мальчикам и девочкам, поуши влюблённым,Дождики и дворники шляться не дают…»