Прабхупада Лиламрита
Шрифт:
Ханумана, как доблестного и верного слугу Господа Рамачандры, прославляют в священном писании «Рамаяна». Миллионы индийцев поклоняются воплощению Господа, Раме, и Его слуге Хануману, чьи подвиги являются темой бесчисленных театральных постановок, фильмов, картин и храмовых мистерий. Спросив, кто такой Хануман, парни с Мотт-стрит обнаружили такое же невежество, как и пожилые дамы из пригорода, которые в ответ на вопрос Бхактиведанты Свами, видел ли кто-нибудь из них изображение Кришны, уставились на него в полном недоумении. Мистики из Нижнего Ист-Сайда не могли отличить Ханумана от кота и привезли из Индии — своей, опиумной Индии — изображение Господа Чайтаньи Махапрабху, даже не догадываясь, кто Он такой. И тем не менее между этими молодыми людьми и дамами, посещавшими его лекии на Семьдесят второй улице, было одно существенное различие: хиппи из Нижнего Ист-Сайда служили Свамиджи и пели с ним мантру
Наступил август 1966 года. На здоровье Бхактиведанта Свами не жаловался. Для него это были счастливые дни. Ньюйоркцы сетовали на жару, но Бхактиведанта Свами, привыкший к сорокаградусной жаре Вриндавана, в такую погоду чувствовал себя превосходно.
— Как в Индии, — говорил Свамиджи.
Он ходил без рубашки, выглядел бодрым и чувствовал себя как дома.
Когда-то он думал, что в Америке ему придется сидеть на одной вареной картошке (потому что там не будет ничего, кроме мяса), но здесь он с удовольствием ел тот же рис, дал и чапати, готовил в своей трехъярусной пароварке, которой пользовался в Индии, и был счастлив. Да и работа над «Шримад-Бхагаватам», с тех пор как Бхактиведанта Свами поселился в квартире на Второй авеню, шла без помех. А теперь Кришна послал ему этих искренних молодых людей, которые готовили, печатали на машинке, каждый день слушали его лекции, пели вместе с ним мантру «Харе Кришна» и все время спрашивали, не нужно ли сделать что-нибудь еще.
Бхактиведанта Свами, как и прежде, был проповедником-одиночкой, который мог остаться, а мог и уйти. Он писал свои книги, ощущая сокровенную близость с Кришной, и совершенно не зависел от молодых людей, которые собирались у него в магазинчике. Но теперь у него появилось духовное дитя — Международное общество сознания Кришны. Ищущие молодые люди (некоторые из них уже больше месяца ежедневно повторяли мантру) в духовном отношении были похожи на младенцев, еще нетвердо стоящих на ногах, и он чувствовал, что обязан вести их за собой. Они уже считали его своим духовным учителем и доверили ему руководить ими в духовной жизни. И пусть они не могли еще следовать многочисленным правилам и предписаниям, которых придерживаются брахманы и вайшнавы в Индии, начало было обнадеживающим. Как учил Рупа Госвами, главное заключается в том, чтобы «так или иначе» помнить о Кришне. Люди должны повторять мантру Харе Кришна и заниматься преданным служением. Все, что у них есть, они должны использовать для служения Кришне. И Бхактиведанта Свами в своей деятельности руководствовался этим основополагающим принципом сознания Кришны как никто другой до него за всю историю вайшнавизма.
Хотя Свами и привлекал молодых людей к приготовлению пищи и печатанию на машинке, сам он при этом не стал работать меньше. Наоборот, на каждого, кто предлагал ему свои услуги и помощь, приходилась сотня таких, которые хотели не служить, а спорить. В разговорах с ними, подчас крича и размахивая кулаками, Бхактиведанта Свами защищал Кришну от философии майявады. Этим он также служил Шриле Бхактисиддханхе Сарасвати Тхакуру. Он приехал в Америку не для того, чтобы доживать свой век в тишине и покое. И было ясно, что с каждым днем у него будет все больше работы, все больше сторонников и все больше противников.
Сколько он сможет сделать, зависело от Кришны.
— Я уже немолод, — говорил он, — и могу в любой момент уйти.
Но если бы он «ушел» сейчас, можно было не сомневаться, что вместе с ним ушло бы и сознание Кришны, потому что Общество сознания Кришны пока держалось на нем одном. Это он вел киртаны, в самозабвении раскачиваясь из стороны в сторону, шел по двору в храм и из храма обратно домой или же с улыбкой часами обсуждал философию — он был единственным творцом и хранителем пока еще крошечного оазиса сознания Кришны в нью-йоркском Нижнем Ист-Сайде.
19 Так прорастало семя
— Значит ли то, о чем
— Это значит, что духовного учителя необходимо почитать наравне с Богом, поскольку он является представителем Бога, — спокойно ответил Бхактиведанта Свами.
— Значит, он не Бог?
— Нет, — сказал Свами, — Бог есть Бог. А духовный учитель — Его представитель. Он неотличен от Господа, ибо он может дать Бога искреннему ученику. Ясно?
— Из беседы с Хаягривой
Август 1966 года.
КОНЕЧНО, ХРАМ в помещении бывшего магазина и двухкомнатная квартира — и жилище, и кабинет по совместительству — лишь временный вариант. По крайней мере, это лучше, чем ничего. Настоящий монастырь посреди городских трущоб. Слава об этом импровизированном храме быстро разнеслась по Нижнему Ист-Сайду. Тихий дворик с маленьким садиком — заповедником для птиц — и густыми деревьями оказался местом, словно специально предназначенным для жаждущих монашеского уединения, а дальняя комната Свами была внутренним святилищем монастыря. Каждая комната имела свой неповторимый облик, или, сказать точнее, обладала каким-то своим, особым характером, в зависимости от того, чем занимался в ней Свами.
Храмовая комната была залом для лекций и киртанов. Читая лекции, Бхактиведанта Свами всегда держался строго и официально. С самого начала, когда помост еще не соорудили и Свамиджи сидел перед гостями на соломенной подстилке, было понятно, что он здесь для того, чтобы давать наставления, а не для того, чтобы обмениваться репликами со случайными посетителями. Вопросы разрешалось задавать только по окончании лекции. В течение сорока пяти минут слушатели сидели на полу, а Свами делился с ними знанием — чистым, совершенным знанием, подкрепленным логикой. Он опирался исключительно на авторитет Вед, цитировал санскритские стихи, вспоминал слова духовных учителей прошлого... Напрягая голосовые связки, чтобы перекричать уличный шум, с глубочайшей преданностью, читал он свои глубоко научные лекции. Было понятно, что он давно уже в совершенстве постиг все наставления и выводы предшественников и теперь готов отразить любые выпады.
В магазинчике он пел киртаны, не менее серьезные, чем лекции, но не такие официальные. На киртанах Свамиджи был снисходителен. Все желающие приносили с собой фисгармонии, деревянные флейты, гитары и подыгрывали в унисон основной мелодии, а иногда импровизировали. Кто-то принес даже старый контрабас со смычком, и любой гость, вдохновленный киртаном, мог взять смычок и подыграть. В какой-то канаве ребята подобрали выброшенную раму со струнами от старого пианино, принесли ее в храм и поставили у входа. Во время киртана гости, особо не стесняясь, перебирали пальцами струны, издававшие причудливые звуки. Рядом с помостом с потолка свисала большая оркестровая тарелка, которую несколько недель назад принес и повесил Роберт Нельсон.
Но и у экстравагантности были пределы. Иногда новичок брался за караталы и играл на них что-то, не слишком похожее на обычное «раз-два-три-и-и», и тогда Свамиджи обычно просил кого-нибудь его поправить, даже рискуя обидеть гостя. Пение Бхактиведанта Свами вел, ударяя одной рукой в небольшой барабанчик бонго [16] . Даже на этом маленьком бонго он настолько виртуозно отбивал бенгальские ритмы мриданги, что один местный барабанщик, мастер игры на конгах [17] , специально приходил на киртаны, чтобы только послушать «невероятные ритмы Свами».
16
Бонго (исп. bongo) — кубинский ударный инструмент: небольшой сдвоенный барабан африканского происхождения. Играют на бонго обычно сидя, удерживая его зажатым между икрами. — Примеч. ред.
17
Конга — латиноамериканский ударный инструмент, представляет собой вытянутую по высоте бочку, с одного торца которой натянута кожаная мембрана. Обычно играющий на конгах использует установку из двух или трех барабанов разного размера. — Примеч. ред.