Прабхупада Лиламрита
Шрифт:
Шрила Бхактисиддханта был ачарья-кешари, «учителем, подобным льву». Иногда, встретив какого-нибудь приверженца философии имперсонализма, он окликал его и бросал ему вызов:
Зачем ты обманываешь людей? Зачем забиваешь им головы философией майявады?
Он часто призывал учеников никогда не идти на компромисс. Зачем нам кому-то льстить? Мы должны говорить голую правду, безо всякой лести. Деньги придут в любом случае.
Излагая вайшнавскую философию, письменно или устно, Шрила Бхактисиддханта Сарасвати был непримирим; все его выводы были логичны, убедительны и подтверждались шастрами. Но
Шрила Бхактисиддханта сурово осуждал владельцев храмов, показывающих Божества за деньги. Он говорил, что лучше уж быть подметальщиком улиц — это более достойно. Он даже сочинил поговорку на бенгали: шалаграм-двара бадам бханга — «Жрецы, которые колют орехи шалаграмой». Иначе говоря, если человек показывает шалаграму или любую другую форму Бога за деньги, то он относится к Божеству не как к Господу, а как к обычному камню, с помощью которого можно заработать себе на жизнь.
Однажды Абхай стал свидетелем беседы своего духовного учителя с националистом Субхасом Чандрой Боузом, с которым они когда-то вместе учились в Колледже Шотландских церквей. Боуз, озабоченный тем, что Шрила Бхактисиддханта вовлекает молодежь в религию, был настроен слегка критически.
Шрила Прабхупада: Субхас Чандра Боуз явился к моему Гуру Махарадже и сказал: «За вами идет так много людей. Теперь они ничего не делают для нации».
Гуру Махараджа ответил: «Для вашей пропаганды нужны силачи. А вы посмотрите на моих людей — они же такие слабые, такие худые. Оставьте их в покое. Пусть себе едят что-нибудь да повторяют „Харе Кришна“». Так он уклонился от спора с ним.
Шрила Бхактисиддханта часто говорил, что когда место судей в Верховном суде займут преданные с вайшнавскими тилаками на лбу, можно будет сказать, что миссия по распространению сознания Кришны увенчалась успехом.
Еще он говорил, что Иисус Христос был шактьявеша-аватарой, воплощением Бога, наделенным особым могуществом:
— Как можно думать иначе? Во имя Бога он пожертвовал всем.
Своим научным языком он провозглашал:
— Поступая как материалист, невозможно постичь трансцендентного самодержца.
А иногда выражал то же самое более доступно:
— Ученые-материалисты, пытаясь понять Верховного Господа с помощью грубых чувств и измышлений ума, подобны тому, кто пытается ощутить вкус меда в банке, облизывая ее снаружи.
— Философия без религии, — говорил он, — просто сухие домыслы, а религия без философии — обычные сантименты, а иногда и фанатизм.
Шрила Бхактисиддханта говорил, что весь мир состоит из обманщиков и обманутых. Он приводил такой пример: распутные женщины приходят в святые места Индии, чтобы соблазнить садху, полагая, что иметь ребенка от садху очень престижно. А безнравственные мужчины наряжаются садху, рассчитывая быть соблазненными одной из таких женщин. Вывод: нужно стремиться покинуть этот мир и вернуться обратно к Богу, потому что «материальный мир — не место для порядочного человека».
Абхай замечал, что, когда ученики спрашивали духовного учителя о чем-то, что должно было произойти в будущем, он никогда не отвечал: «Да, это обязательно будет» или «Да, мы собираемся это сделать». Обычно он говорил: «Да, если Кришна пожелает, это случится». В юности он был астрологом и умел предсказывать будущее, но теперь бросил это занятие.
Шрила Бхактисиддханта на протяжении всей жизни оставался брахмачари и тщательно избегал общения с женщинами. Однажды Абхай сидел с духовным учителем, и там же присутствовал еще один ученик с молодой женой. Девушка спросила Шрилу Бхактисиддханту, может ли она побеседовать с ним с глазу на глаз. Он отказался:
— Нет, о чем бы ни был ваш вопрос, можете говорить прямо здесь. Я не могу остаться с вами наедине.
Это поразило Абхая: Шриле Бхактисиддханте было за шестьдесят, и девушка годилась ему во внучки. Тем не менее он оставался верен своему принципу: никогда не беседовать наедине ни с одной женщиной.
Шрила Бхактисиддханта с готовностью давал ученикам санньясу. Но как-то раз одного из таких учеников-санньяси насильно увела домой жена. Шрила Бхактисиддханта горько заплакал, говоря, что ему не удалось спасти эту душу. При этом он никогда не отзывался о семейной жизни в сознании Кришны пренебрежительно:
— Я мог бы вступать в половые отношения сотни раз, если бы был уверен, что воспитаю детей в сознании Кришны.
Он посылал своих брахмачари на улицы продавать книги и журналы Гаудия-матха, и если брахмачари удавалось продать хотя бы один или два журнала, Шрила Бхактисиддханта был очень доволен: «Ты просто молодец!» Раздумывая, годится ли для публикации статья или какое-то эссе, он обычно подсчитывал, сколько раз в тексте встречается слово «Кришна» или «Чайтанья». Если эти святые имена употреблялись достаточно часто, он, как правило, говорил:
— Очень хорошо. Это можно печатать.
У него была поговорка на бенгали: пран ачхе йар, се хету прачар — «Чтобы проповедовать, нужно быть живым — мертвец не может проповедовать». Когда его проповедники жаловались, что никто не пришел на их лекцию и не принял участие в санкиртане, Шрила Бхактисиддханта отвечал:
— Неважно. Стены слушали тебя, и этого достаточно. Не расстраивайся. Иди и продолжай петь.
А по поводу падения некоторых учеников он говорил:
— Некоторые солдаты обязательно погибнут.
Бхактисиддханта Сарасвати не хотел, чтобы его ученики вели легкую и беззаботную жизнь (как-то раз он даже отругал ученика за «празднолюбие»), но и стремление их предаваться в уединении аскезе он тоже осуждал. Он пел песню собственного сочинения: душта мана! туми кисера ваишнава? — «О мой ум, ну что же ты за вайшнав? Ты повторяешь „Харе Кришна“ в уединении, подражая великим святым — Харидасу Тхакуру и Рупе Госвами, а сам думаешь лишь о женщинах и деньгах. Ты переполнен грязью, так что вся твоя бхаджана — просто обман». Он учил, что если преданный оставляет проповедь на улицах города ради медитации в уединении, это просто обман — он всего лишь пытается подражать прославленным святым в надежде заполучить дешевое почитание со стороны наивной публики. Поэтому Шрила Бхактисиддханта никогда не стремился открывать отделения Гаудия-матха в малонаселенных местах.