Прачечный комбинат «Сказка в Железноводске»
Шрифт:
Порядочные люди чаще остаются в проигрыше, чего не скажешь о наглых подонках.
Перед входом в магазин над крыльцом сооружён низкий навес. На навесе плашмя устраиваются мужики. Когда начинают продавать хлеб, они спускаются вниз на плечи или головы людей, стоящих в очереди. Упираясь ногами в лица, продвигаются вперёд, зажав в кулаке деньги. Добравшись до прилавка, суют деньги продавцу, получают хлеб и тем же путём возвращаются на крышу. Обидно, неприятно получать в лицо сапогом. А что поделаешь? У всех в очереди руки прижаты к туловищу, не отпихнёшь, не сбросишь
Получив в лицо подошвой сапога, Костя зло скрипит зубами. Выматериться бы, да язык не поворачивается!
На семью Тепловых с избытком хватает одного матерщинника – батьки.
Если разделить на десятерых человек – мать родила вторую двойню – три буханки чёрного хлеба, получается триста грамм в неделю на человека, килограмм двести в месяц, четырнадцать килограмм четыреста грамм в год. От этого времени и следует вести отсчет. Можно набросить еще шесть килограмм на благополучные годы в Железноводске, куда они переехали из Вязьмы.
Считаем: четыре года по четырнадцать четыреста, два года по двадцать. Должен Костя сумму за девяносто семь килограмм шестьсот грамм хлеба. Округляем до ста. В грубом приближении получается: сто на двадцать копеек, то есть двадцать рублей. Ладно, Костя человек не жадный. Так уж и быть, увеличит сумму в два раза. Все равно получается мало. Что такое сорок рублей? Одних оконных рам и дверей Костя изготовил более тридцати штук. А табуретки, столы, стулья, нарезка стекла по размеру? За филенчатую дверь отец кладет себе в карман тридцать рублей, за оконную раму – пятнадцать. И все равно Костя остаётся должником за съеденный хлеб? Во, батька даёт!
За годы, что он вкалывает, на калымные деньги набежали ещё и проценты. Как ни крути, получается – батька Косте должен…
Костя не принимает во внимание такие пустяки, как ежегодная копка огорода, сбор картофеля, продажа однопалых ватных рукавиц на рынке, продажа лесной земляники на перроне вокзала пассажирам мимопроходящих пассажирских поездов.
Плохо быть старшим сыном! Старшему достаётся на всю катушку.
А куда отнести, к какой денежной категории, стыд, неизбежный спутник ненавистной торговли… Увидев друзей, или знакомых, не знаешь, куда глаза спрятать, чтобы не видеть кривых ухмылок. Единственный способ – отвернуться, сделать вид, что "никого не вижу, никого не слышу; никому ничего не скажу". «Эх, как меня понесло в мыслях – скакунах».
Сколько себя Костя помнит, столько так и живёт. Какую-нибудь работу, да придумает родитель. То в лес тащит дрова заготавливать, то рамы в сарае заставляет делать, то с ним в командировки по полустанкам мотаешься…
Хоть бы разочек дал возможность провести полноценные каникулы, играя с соседскими ребятами на улице. Вот уж незадача: судьба злодейка, жизнь индейка! Или копейка? Всё-таки, подходит – копейка.
Отец сыновьям и дочерям, не говоря уже о матери, постоянно напоминает кто в доме хозяин. Он и ещё раз он в доме хозяин: кормит, поит, одевает, обувает. Наказывает и милует – стоит добавить.
Дуракам известно, что хозяин – по совместительству выполняет обязанности барина. Попробуй барина ослушаться. Не послушаешься, за барином не заржавеет – всыплет арапника, который ему во время войны подарил немец в обмен на яйца. Не подумайте плохого – куриные.
Отец Ивана Михаил жил в деревне. Считался очень зажиточным крестьянином. Дом – полная чаша. На подворье стояли сеялки и веялки. На лугу паслись стада коров, овец, лошадей… Дом и большая часть животины отходили по наследству Ивану, как старшему сыну.
На беду Ивана его отца Михаила в лихое и смутное время раскулачили. Отобрали лошадей, коров, овец, бричку, сеялку и веялку, и прочий инвентарь. Забрали валенки. Сослали в Сибирь, где дед Кости и пропал без вести. Вместо богатства Иван получил шиш с маком и мак с таком. Как отцу не злиться на весь мир? Злость, срывает на детях. Бьёт жестоко, с каким – то сладострастным садизмом, не жалея сил. Бывает, не только арапником, но и подручными средствами.
Мать держит сторону отца. Не было случая, чтобы она за детей заступилась, остановила экзекуцию.
Костя слушает наставление батьки внимательно, опустив голову от отчаяния и обиды, скрывая возмущенные слезы.
– Без пятнадцати восемь в бытовку приходит бригадир. Даёт бригаде задание на очередную смену. Не опаздывай, в восемь он уйдёт на объекты; после восьми его не поймаешь! Зайдешь в бытовку, обратишься к Камбале… Тьфу, ты, мать его, забылся! Увидишь одноглазого мужика с черной повязкой и черной шевелюрой, подойдешь к нему и скажешь, что ты от Ивана Михайловича. Зовут мужика Николаем Анисовичем. Повезло мужику – двадцать баб в бригаде, выбирай любую! – Батька пустил слюну от зависти.
– Чёрного кобеля не отмоешь добела, – откликается мать на последние слова отца.
Иван делает вид, что не расслышал насчёт чёрного кобеля.
– Камбала – ударение на последнее «а» – отметит в журнале твой выход на работу, даст инструмент, проинструктирует…
– Сынок, на улице сильный мороз, – озаботилась мать. – Возьми, вот, старенькую душегрейку, батька её не носит. Чуток прохудилась, но ничего, месячишко выдержит. Наденешь завтра под телогрейку, всё теплее будет.
– Что? Мам, ты, чего, какой «месячишко»? У меня каникулы всего неделя. Я что, месяц школу буду пропускать?
– Не знаю. Вон, папку спроси, – ловко увильнула мать. – Как он скажет…
«Хорошо, что батьке не дано читать чужие мысли! Папку спросишь! Обложит матом»… Костя учёный, ремнём поротый, знает.
Вслух же сказал другое:
– Ты заранее сговорилась с папкой, а меня за прогулы в который раз вызовут к директору. Опять мужик, с усами под Сталина, будет ругать, думаешь приятно слушать?
– Э, сынок, брань на вороте не виснет. Пусть ругает, со временем брань отпадёт и забудется. Не обращай внимания! Ты ж у меня такой умный, учишься самостоятельно, по домашним заданиям моей помощи не просишь, как твои сестры. Отметки получаешь хорошие, что они с тобой сделают, не съедят же, а семье деньги нужны. Неужели не поможешь?