Прах и пепел
Шрифт:
Германское военное командование рассматривало остановку в Смоленске как временную. Впереди осень, распутица, надо быстрее переходить в наступление и нанести удар по Москве. Это решит исход войны. Однако Гитлеру победы виделись на северо-западе и на юге. Взять Ленинград, соединиться с финнами, взять Киев, ободрить южных союзников: Румынию, Венгрию, Италию, захватить Украину, Донбасс, создать трамплин для прыжка на Кавказ, оставить Советский Союз без хлеба, угля и нефти. В конце июля Гитлер приказал готовить наступление на Киев. Таким образом он дал русским два месяца для подготовки
29 июля Жуков отправился на доклад к Сталину.
Ставка размещалась теперь на улице Кирова, в доме, из которого во время воздушной тревоги можно было быстро перебраться на станцию метро «Кировская», превращенную в бомбоубежище: ее закрыли для пассажиров, отгородили от вагонной колеи и разделили на несколько помещений, одно из них – для товарища Сталина.
Жуков был бы рад воздушной тревоге – в бомбоубежище Сталин бывал сговорчивее. Но в тот час немцы не бомбили Москву, Сталин стоял возле окна в своем кабинете, за столом, как обычно, сидели Молотов, Маленков и Берия, что Жуков отметил с досадой – один на один Сталин тоже становился сговорчивее. Но эта троица всегда торчала в его кабинете.
Жуков доложил обстановку. Наступление немцев на Киев может иметь катастрофические последствия: войска Юго-Западного фронта будут окружены. Сталин медленно прохаживался по кабинету, иногда подходил к столу, разглядывал карту, потом сел перед ней.
– Что вы предлагаете?
– Надо немедленно оставить правый берег Днепра и организовать оборону на левом берегу.
Сталин поднял тяжелый взгляд на Жукова:
– А как же Киев?
– Киев придется оставить.
Сталин встал, резко отодвинул кресло, прошелся по комнате, снова сел, взял в руку карандаш.
– Продолжайте доклад.
Жуков показал на карте точку недалеко от Москвы.
– Ельнинский выступ немцы позднее могут использовать для наступления на Москву. Надо организовать контрудар для ликвидации этого выступа.
Сталин бросил карандаш на стол.
– Какие там еще контрудары, что за чепуха?!
Он помолчал и вдруг неожиданно визгливо закричал:
– Как вы могли додуматься сдать врагу Киев?
– Товарищ Сталин… – Голос Жукова прерывался. – Если вы считаете, что я способен молоть чепуху, тогда мне здесь делать нечего… Тогда, товарищ Сталин… Я прошу освободить меня от должности начальника Генерального штаба и послать на фронт. Там я, видимо, принесу больше пользы…
Сталин отвернулся.
– Вы так ставите вопрос?! Ничего, можем и без вас обойтись. Идите! Я вас вызову, когда надо будет. Забирайте свои бумажки!
И отбросил от себя лежащую на столе карту.
Жуков вышел. Сталин снова начал прохаживаться по кабинету.
Первым нарушил молчание Молотов.
– Никаких вариантов, никаких предложений, сдать Киев, и все!.. Возмутительно!
– Хрущев и Кирпонос подбили, – сказал Берия, – хотят окопаться на левом берегу, так им будет легче.
Сталин нажал кнопку звонка. Вошел дежурный генерал, Сталин продиктовал телеграмму:
– «Киев. Хрущеву. Предупреждаю вас, что, если вы сделаете хоть один шаг в сторону отвода войск на левый берег Днепра, вас всех постигнет жестокая кара, как трусов и изменников».
Сталин подписал телеграмму.
– Сейчас же отправьте.
И снова начал ходить по кабинету. Что говорили между собой Молотов, Маленков и Берия, не слушал. Думал. Оставили Минск, Ригу, Вильнюс, Львов, Кишинев, Смоленск, теперь хотят оставить Киев, завтра предложат отдать Ленинград. Каждый сданный город – это удар в сердце народа, каждое поражение ослабляет его волю к сопротивлению, ослабляет веру в вождя. И в газетах изо дня в день одни и те же сообщения: наши войска оставили город такой-то… Каково это читать советским людям?
Сталин протянул палец к Маленкову.
– Шире пропагандируйте героизм советских людей. Сообщения о героических поступках наших красноармейцев и командиров должны стать главными во всех средствах информации. Советский народ должен знать, что фашистскую сволочь мы громим и разгромим. Это надо внушать народу каждый день, каждый час.
– Слушаюсь, товарищ Сталин, сейчас дам указание, – ответил Маленков и вышел из кабинета.
Дежурный генерал доложил:
– Товарищ Ворошилов из Ленинграда.
Сталин поднял трубку:
– Ну, что у тебя?
Молча слушал, потом сказал:
– Сейчас я продиктую указание, это тебя касается… Пишите, – приказал он дежурному генералу: – «Говорят, что немецкие мерзавцы посылают впереди своих войск стариков, старух, женщин, детей. Говорят, что среди большевиков нашлись люди, которые не считают возможным применить оружие к такого рода делегатам. Если такие люди имеются среди большевиков, то их надо уничтожать в первую очередь, ибо они опаснее немецких фашистов. Мой совет: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников, вольных или невольных, по зубам. Бейте вовсю по немцам и по их делегатам, кто бы они ни были, косите врагов, все равно, являются ли они вольными или невольными врагами».
Сталин кончил диктовать.
– Отправьте сейчас же всем командующим фронтами. – Потом сказал в трубку: – Ты слышал, что я сказал? Все слышал? Ты понял, каких большевиков я имею в виду? Да-да, вот именно! Очень хорошо, что понял.
Он бросил трубку и снова заходил по кабинету. Дурак Клим, отвлек его от главной мысли… Почему надо сдавать Киев? На юго-западе собраны лучшие войска, ведь именно там ОН ожидал главного удара. Ведь ОН запретил отступать! А теперь отступление предлагает начальник Генерального штаба! Позор! ЕМУ не нужен такой начальник Генштаба!
Он снова нажал на звонок, приказал дежурному генералу вызвать Жукова.
Жуков явился.
– Вот что, товарищ Жуков, – сказал Сталин, – мы посоветовались и решили освободить вас от обязанностей начальника Генерального штаба. На это место назначим Шапошникова. А вас используем на практической работе. У вас есть опыт командования войсками в боевой обстановке. В действующей армии вы принесете большую пользу.
– Куда прикажете отправиться?
– Вы докладывали об операции под Ельней. Вот и возьмитесь за это. Конечно, вы останетесь заместителем наркома обороны и членом Ставки.