Прах к праху

Джордж Элизабет

– Видите, его передвинули. Повернули на одной ножке.

Не поднимаясь с корточек, Изабелла прикинула положение кресла по отношению к другим предметам меблировки.

– Кто-нибудь мог на него натолкнуться.

– Но вы же не думаете…

– Этого мало.

Она передвинулась поближе к креслу, осмотрела непосредственно очаг возгорания – неровную обуглившуюся дыру, из которой торчали оплавившиеся, похожие на проволоку волокна набивки.

Теперь Изабелла могла исследовать это место: осторожно раздвинуть обуглившуюся ткань и проследить путь падения угольков вдоль правой стороны кресла. Кропотливая работа,

безмолвное изучение каждого сантиметра с помощью фонарика который недрогнувшей рукой держала над ее плечом Коффман. Прошло более четверти часа, прежде чем Изабелла нашла то, что искала.

Пинцетом она извлекла добычу и удовлетворение осмотрела ее, прежде чем показать присутствующим

– Значит, все же сигарета. – В голосе Коффман прозвучало разочарование.

– Нет. – Не в пример сержанту, Изабелла была явно довольна. – Это устройство для поджога. – Она посмотрела на детективов-практикантов, на лицах которых при ее словах обозначился интерес. – Нужно начинать поиск снаружи, – приказала она молодым людям. – Двигайтесь кругами. Ищите следы обуви, отпечатки шин, спички, инструменты, любые емкости, все необычное. Сначала наносите их на план, потом фотографируйте и укладывайте в пакеты. Понятно?

– Мэм, – согласно кивнул один из них. Второй одновременно произнес:

– Ясно. – И через кухню они вышли на улицу. Коффман недоуменно взирала на окурок сигареты, который держала Мзабелла.

– Я не понимаю, – сказала она.

Изабелла указала на зубчатый кончик сигареты.

– И что? На мой взгляд, это обычная сигарета.

– Она такой и должна выглядеть. Посветите поближе. И встаньте подальше от кресла. Хорошо. Вот так.

– То есть, это не сигарета? – спросила Коффман, пока Изабелла продолжала исследовать прогоревшее место. – Не настоящая сигарета?

– И да и нет.

– Не понимаю.

– На что и надеялся поджигатель.

– Но…

– Если я не ошибаюсь, – а через несколько минут мы это узнаем, потому что кресло нам скажет, – мы нашли примитивный часовой механизм. Он дает поджигателю от четырех до семи минут на то, чтобы уйти, прежде чем начнется настоящий пожар.

Фонарик дрогнул в руке собиравшейся что-то сказать Коффман, она извинилась и, направив луч на прежнее место, сказала:

– Но если это так, то почему, когда пламя вспыхнуло, кресло не сгорело? Может, поджигатель именно этого и хотел? Я знаю, что окна были закрыты, но огню наверняка хватило бы времени, чтобы перекинуться с кресла на шторы и стену, прежде чем иссяк кислород. Почему же не сработало? Почему от жара не лопнули стекла и не впустили воздух? Почему же весь этот очаровательный коттедж не сгорел дотла? Изабелла продолжала свое скрупулезное исследование – словно разбирала все кресло на отдельные волокна.

–Вы говорите о скорости распространения огня, – сказала она. – Скорость зависит от обивки и внутренности кресла, а также от того, есть или нет в комнате сквозняк. Зависит от фактуры ткани, возраста внутренней набивки и была ли она обработана химикатами. – Она потрогала край подпаленного материала. – Для ответов на эти вопросы нужно будет сделать анализы. Но насчет одного я готова побиться об заклад,

– Поджог? – предположила Коффман. – Который должен был выглядеть, как что-то другое?

– Да, я бы так выразилась.

Коффман посмотрела на лестницу за креслом.

– Тогда

все значительно осложняется, – как-то неуверенно проговорила она.

– Согласна. С поджогами обычно так и бывает. – Изабелла извлекла из глубин кресла щепочку, которую искала. – Великолепно, – пробормотала она. – На лучшее и надеяться было нельзя. – Она была уверена, что в обгоревшем остове кресла обнаружится еще не менее пяти таких щепочек. Изабелла вернулась к поискам, разбирая и просеивая. – Кстати, кто она была?

– Про кого вы?

– Жертва. Женщина с котятами.

– В этом-то и проблема, – ответила Коффман. – Поэтому главный и поехал с телом в Пембери. Поэтому позже там и будет пресс-конференция. Поэтому-то теперь все так и усложнилось.

– Почему?

– Понимаете, здесь живет женщина.

– Кинозвезда или кто-то в этом роде? Важная птица?

– Нет. И она – даже не она. Изабелла подняла голову.

– Что вы такое говорите?

– Снелл не знает. Никто не знает, кроме нас.

– О чем никто не знает?

– Труп наверху был мужской.

Глава 2

Полиция появилась на Биллингсгейтском рынке в середине дня, когда Джинни не должна была там находиться, потому что в этот час лондонский рыбный рынок тих и пуст, как станция подземки в три часа ночи. Но Джинни находилась там, дожидаясь мастера, который ехал в кафе «Криссис», чтобы починить плиту. Плита сломалась в самый неподходящий момент – на пике наплыва клиентов, который обычно наступает около половины десятого, после того как торговцы рыбой заключили сделки с покупателями из самых модных городских ресторанов, а команда уборщиков очистила обширную автостоянку от пластиковых коробок и сеток, в которых перевозят моллюсков.

Девушки – у «Криссис» их всегда называли девушками, не глядя на то, что самой старшей из них пятьдесят восемь, а самой молодой – Джинни – тридцать два, – уговорили плиту поработать остаток утра вполнакала, что позволило им как ни в чем не бывало подавать надлежащего качества жареный бекон и хлеб, яйца, кровяную колбасу, гренки по-валлийски и сэндвичи с поджаренной колбасой. Но если они хотели избежать бунта своих клиентов или, того хуже, их перехода к Кейтонам, конкурентам со второго этажа, плиту в маленьком кафе следовало починить немедленно.

Девушки кинули жребий, кому дожидаться мастера, так, как кидали его все пятнадцать лет, что Джинни с ними работала. Они одновременно зажгли по спичке и смотрели, как те горят. Первая, бросившая спичку, проигрывала.

Джинни, как и любая из них, спокойно выдерживала, пока пламя не начинало лизать пальцы, но сегодня ей хотелось проиграть. Выигрыш означал, что ей придется ехать домой. Возможность остаться и ждать мастера, который неизвестно когда соизволит явиться, еще на какое-то время спасала ее от мыслей о том, что делать с Джимми. То, как все, начиная с ближайших соседей и заканчивая руководством школы, произносили слово подросток, говоря о ее сыне, Джинни не нравилось. Они произносили его таким тоном, словно называли Джимми хулиганом, малолетним преступником или бандитом, а все это не соответствовало истине. Но они же этого не понимают, потому что обращают внимание только на внешнее и ни на секунду не задумываются о том, что может твориться в душе человека.