Праксис
Шрифт:
— Благодарю вас, господин.
Мартинес допил стакан и решил больше не наливать, по крайней мере не сразу. Пример старшего оружейника был слишком нагляден.
— Жаль только, что это единственная твоя награда за спасение капитана от бесчестья.
— Обычно я получаю еще меньше, — заметил Алихан, ехидно улыбнулся и, отсалютовав, вышел.
Двумя днями позже, когда закончились совещания, на которых старшие офицеры обсуждали результаты маневров, командующая флотом Фанагия объявила об открытии спортивного фестиваля, который будет проходить на базе флота на планете. В фестивале
Вернувшись этой ночью со своей вахты, Мартинес не ограничился одной выпивкой. Да и двумя тоже.
Увенчанное куполом здание банка было построено из гранита в виде уменьшенной копии великого прибежища. Видимо, оно должно было символизировать постоянство власти, но теперь, когда великих господ больше не было, оно, похоже, символизировало что-то другое. Мистер Уэсли Уэкман, распорядитель, был чрезвычайно серьезным молодым человеком, хотя по его сверкающим ботинкам и модному браслету из человеческих волос можно было предположить, что вне стен банка он все же не столь чопорен, как в рабочее время.
— Ваша прибыль оставалась трехпроцентной с момента поступления в академию, — объяснил он. — И поскольку вы все это время не забирали полагающегося вам дохода, я могу с удовольствием сообщить, что сумма, лежащая на вашем попечительном фонде, превышает теперь двадцать девять тысяч зенитов, и всю эту сумму я смогу вручить вам в руки в день вашего двадцатитрехлетия.
Значит, через одиннадцать дней. По-террански — она знала когда-то одну особу, которая любила все считать в земных днях, — ей было бы двадцать лет.
Сула быстро прикинула, что можно купить на двадцать девять тысяч зенитов. Скромное жилье в верхнем городе или целый дом в приличном районе нижнего города. Или небольшую виллу с порядочным участком земли в провинции.
По меньшей мере дюжину костюмов от самых модных дизайнеров Заншаа.
Или одну подлинную розовую вазу в стиле помпадур, из Винсенны, датирующуюся четырьмя столетиями до покорения Терры, если поискать на аукционах в конце месяца.
Цены на фарфор были очень высоки, ведь аннигиляционные бомбы произвели в свое время массу разрушений на планете.
Потратить все наследство на вазу было странной фантазией, но Сула так упорно стремилась к этому моменту, что могла теперь позволить себе немного пофантазировать.
— Что мне нужно сделать, чтобы получить этот капитал? — поинтересовалась она.
— Заполнить небольшую бумагу. Если хотите, я могу оформить все прямо сейчас, и в день вашего рождения она вступит в силу.
Сула улыбнулась.
— Почему бы и нет?
Уэкман распечатал необходимые бумаги и протянул их Суле вместе с толстой ручкой с золотым пером. Потом он включил сканер, считывающий отпечатки пальцев, и толкнул его по столу к ней.
— У вас
Уэкман на всякий случай бросил взгляд на свои экраны.
— Да. Конечно.
— Не помню, чтобы у меня их когда-нибудь брали. — Сула закинула ногу на ногу, положила бумаги на колени и внимательно прочла их. Потом она вернула документы на стол, занесла ручку над строкой, где полагалось поставить подпись, и задумалась.
— Видите ли, — произнесла она, — я даже не знаю, что мне делать с этими деньгами.
— В нашем банке работает несколько консультантов по инвестициям, — ответил Уэкман. — Я могу представить вас мисс Мандолине — она сейчас как раз здесь.
Сула завинтила ручку.
— Дело в том, что я здесь проездом. Я даже еще не знаю, куда меня направят в следующий момент. — Она вернула ручку на стол Уэкмана. — Может быть, стоит оставить деньги на счету, по крайней мере до тех пор, пока я не сделаюсь лейтенантом?
— В таком случае вам вообще ничего не нужно делать.
— Ничего, если я возьму себе эти бумаги?
— Разумеется.
Она поднялась и вышла, провожаемая поклоном Уэкмана.
Что бы я стала делать с этой вазой, спрашивала она себя. У нее не было даже цветов, чтобы поставить в нее.
Надо будет зайти на аукцион и попрощаться.
Нечего было позволять себе мечтать.
— Бросьте его в реку, — сказала Гредель. — И проследите, чтобы он оттуда не выбрался.
Хромуша поглядел на нее с молчаливым одобрением, обнял и поцеловал в щеку.
— Я все сделаю хорошо, — заверил ее он.
Едва ли это возможно, подумала она, просто сделай это как можно лучше.
На следующее утро Нельда выгнала ее. Глядя на нее из-под налепленной поверх раны на лбу полосы лекарственного пластыря, она сказала:
— Я просто не могу больше видеть тебя здесь. Просто не могу.
В первый момент Гредель в ужасе решила, что тело Антония всплыло где-нибудь в районе Старого
Моста через Иолу, но тут же сообразила, что дело не в этом. Просто случившееся прошедшим вечером поставило Нельду перед необходимостью решить, кого она любит больше, Антония или Гредель. Она выбрала Антония, еще не зная, что выбирать его больше не имеет смысла.
Гредель отправилась к своей матери, и, увидев синяк на щеке дочери, Эва не стала возражать против ее появления. Гредель рассказала ей, что случилось, — благоразумно опустив часть рассказа, касающуюся разговора с Хромушей на лестнице, — и Эва обняла ее и сказала, что гордится такой дочерью. Они долго колдовали с косметикой, стараясь скрыть синяк.
А потом она повезла Гредель в Мараники, в кафе-мороженое Бонифация.
Хромуша и Панда помогли перетащить пожитки Гредель к Эве. Вещей оказалось много, у них все руки оказались заняты свертками и коробками с одежками, купленными для Гредель Кэроль и Хромушей. Блузы, штаны, платья, куртки, плащи, шляпки и туфли да еще драгоценности — все барахло, которое уже давно переполнило шкафы в ее комнате у Нельды и лежало аккуратными кучами на старом, потертом ковре.