Праксис
Шрифт:
Мартинес сидел позади капитана и видел, что тот напряжен настолько, что защитная решетка и подпорки его амортизационного кресла дрожат в такт подрагиванию его конечностей.
— Вас понял, каплей, — отозвался Мартинес. «Каплей», обычное сокращение чина Тарафы, звучало в рабочей обстановке уместнее, чем официальное «капитан-лейтенант».
Тарафа глядел на экраны, слегка подергивая щекой, что было видно, потому что Тарафа своего шлема не надел, каковое нарушение инструкции было позволительно только капитану. Что-то было в позе капитана от футболиста, сосредоточенно разглядывающего схему сложной игры. Мартинес подумал, что Тарафа отчаянно боится не справиться с предстоящим маневром, что было вполне возможно, поскольку многие из унтер-офицеров, от действий которых главным образом и зависело судно, были непроходимыми тупицами.
По счастью, среди подчиненных Мартинеса был только один осел. Связист первого класса Серенсон, больше известный как центральный форвард «Короны». При этом нельзя было сказать, что Серенсон не хотел научиться выполнять свои официальные обязанности — это был дружелюбный и общительный парень в отличие от некоторых других игроков, — просто, похоже, он был не способен вникнуть во что-нибудь, связанное с техникой.
Впрочем, подумал Мартинес, это тоже не совсем так. Серенсон прекрасно разбирался в сложной системе боковых пасов, применяемых командой Тарафы при наступлении, и это было достаточно технично — и, кроме того, Мартинес готов был снять шляпу перед человеком, способным постичь запутанные правила, поправки и основы прецедента, необходимые для понимания правил офсайда. Просто Серенсон не способен был понять ничего сложного, если оно не касалось футбола, к которому он казался прямо-таки предназначенным самим провидением.
Все было бы ничего, если бы Серенсон состоял в чине не выше рекрута первого класса. Но Тарафа хотел поощрять своих игроков деньгами помимо тех изрядных кусков, которые он, без всякого сомнения, втихомолку им вручал, и повысил восьмерых основных игроков в ранг специалистов первого класса. Можно не сомневаться, что он бы сделал их и старшими специалистами, если бы это звание не требовало обязательного экзамена, который непременно выявил бы их полную профнепригодность.
Если исключить старшего лейтенанта Козловского, который был не только классным вратарем, но и знающим офицером, оставалось еще десять основных игроков плюс запасной (вторым запасным был кадет, свежеиспеченный выпускник академии Ченг Хо) и еще тренер, зачисленный в должность оружейника второго класса. Все вместе они представляли собой изрядный балласт для команды судна, состоящей всего из шестидесяти одного человека.
Теперь Мартинес знал, что имел в виду капитан Тарафа, говоря, что хочет, чтобы все члены экипажа принимали дела команды близко к сердцу. Это значило, что все должны выполнять за игроков их долю работы.
Мартинес справился бы без проблем, если бы речь шла только о том, чтобы прикрывать добродушного, но бестолкового Серенсона. Но на судне Тарафы, увлеченного футболом, все вертелось вокруг футболистов, а это значило, что на Мартинеса ложилась и изрядная часть работы Козловского, и даже часть дел самого капитана. Иногда ему приходилось выстаивать за них вахту.
А ведь футбольный сезон еще и не открылся. Мартинес с ужасом думал о том, что будет, когда начнутся игры.
Еще он завидовал второму помощнику капитана, Гарсии. Эта небольшая смуглая женщина не была футболисткой, а ее провинциальный акцент был даже посильнее, чем у самого Мартинеса, но она была в глазах капитана чем-то вроде Болельщика Номер Один. Она следила за тем, чтобы неиграющая часть экипажа посещала игры и приветствовала там команду «Короны», делала значки и знамена и устраивала вечеринки в честь членов команды. Таким образом она добивалась благоволения капитана, хотя ей приходилось помимо этого стоять на вахте и делать свою работу, и еще работать за футболистов.
— Пилот, разверните судно, — приказал Тарафа.
Немного рановато, подумал Мартинес. Другие суда в подразделении еще не приступили к маневру. Впрочем, ничего плохого в этом пока не было.
— Разворачиваю судно, — доложила второй пилот Анна Биги, выполняющая работу первого пилота Констанца, длинноногого полузащитника, сидящего за ней в кресле запасного пилота: на его дисплее красовался один из старых номеров «Спортивной Классики».
Амортизационные кресла легонько качнулись при развороте. Мартинес не отрывал глаз от работающих перед ним дисплеев.
— Курс два-два-семь относительно один-два-ноль, лорд каплей, — доложила Биги.
— Ходовой отсек, приготовьтесь к ускорению, — произнес Тарафа.
— Двигатели готовы, — доложил прапорщик второго класса Мабумба, собирающийся вскоре сдавать экзамены на звание прапорщика первого класса.
Тарафа пристально глядел на секундомер, включившийся на дисплее перед ним.
— Двигатели, ускорение по моей команде, — сказал он, и когда отсчет дошел до 27:10:000, приказал: — Ходовой отсек, включайте двигатели.
На грудь навалилась тяжесть, противоперегрузочные костюмы плотно обжали руки и ноги — не догадаться, что включились двигатели, было невозможно, но Мабумба тем не менее доложил об этом, как полагалось по правилам. Амортизационные кресла просели под возросшим весом тел экипажа и принялись незаметно пульсировать, предотвращая застой крови в тканях. Второе подразделение восемнадцатой крейсерской эскадры, выстроившись в походном порядке, так чтобы ни один корабль не мог случайно опалить своими двигателями соседей, устремилось к цели.
Мартинесу было видно, что Тарафа заметно расслабился после того, как убедился, что двигатели успешно запустились. Конечно, не было никаких оснований опасаться, что они не запустятся: угрюмый, грубоватый старшина ходового отсека Махешвари держал машинное отделение в своих руках, невзирая на наличие среди его подчиненных двух футболистов, один из которых занимал должность начальника ходового отсека и был сейчас, надо полагать, на вахте.
Проблемы могли бы возникнуть, если бы пришлось пустить в ход оружие. Поскольку «Короне» никогда не приходилось стрелять, боевой отсек считался самым подходящим местом для футболистов, и их там было выше всякой меры.
Но если действительно придется запускать ракеты, то делать это будут люди под руководством фиктивных оружейников, и Мартинес полагал, что если что-то пойдет не так, то именно там.
Мартинес пытался предотвратить неприятности, определив своего ординарца, Алихана, в оружейный отсек, вместо того чтобы, как принято, прикрепить его к лазарету. Алихан ушел в отставку в чине старшего оружейника, и Мартинес полагал, что он может очень пригодиться в оружейном отсеке «Короны».